Крайняя мера - Мартин Стивен

— На месте Сесила я бы решила, что какой-то сумасшедший хочет собрать нас вместе, чтобы убить, — поделилась своими соображениями Джейн.

— Для этого ему потребуется организовать мятеж и получить в свое распоряжение армию. В письме им предлагают встретиться в цитадели Сесила. Ему ведь не назначают встречу на поле в Ислингтоне, куда он должен прийти в полночь и без оружия. Кроме того, в письме есть два ключевых слова, которые привлекут внимание Сесила. Упоминание о «душах» говорит о том, что дело касается католиков. Я уверен, что он не знает подробного плана заговора, но если весь Лондон гудит о каком-то заговоре, Сесил не мог о нем не слышать, и с его стороны было бы полным безумием пренебречь любыми сведениями, имеющими отношение к этим слухам. Мы также упомянули о его «спасении», а для Сесила нет ничего дороже собственной шкуры. Так что, возможно, письмо и принесет желаемые плоды, а если нет, то для нас ничего не потеряно. Ведь главная задача не в том, чтобы собрать лордов-католиков в доме у Сесила, а в том, чтобы найти порох и заставить заговорщиков разбежаться в разные стороны.

Монтигл, разумеется, ничего не знал об этой беседе. Он приготовился к встрече с главным советником, а оказался лицом к лицу не с одним, а с четырьмя могущественными людьми, способными повлиять на его жизнь, карьеру и планы на будущее.

Изворотливый человечек, поселившийся в душе Монтигла, всегда приходил на помощь в нужный момент и помогал пережить любые перипетии. Отвесив низкий поклон всем четверым, он собрался с духом и попросил разрешения переговорить с его светлостью с глазу на глаз. При этом Монтигл не забыл подчеркнуть, что своей просьбой никоим образом не желает обидеть трех остальных благородных лордов.

Бросив быстрый взгляд на гостей, Сесил кивнул им и пригласил Монтигла в соседнюю комнату, куда слуга принес вино, чтобы подать его к ужину. При виде Сесила он как ошпаренный бросился вон из комнаты.

Сесилу не терпелось узнать, какие известия принес Монтигл, и для всеобщего блага определить свою роль в деле, которое становилось все более запутанным. Разумеется, милорд ничем не выдал своего нетерпения и лишь любезно осведомился о здоровье Монтигла, с задумчивым видом заметив, что прогулки верхом, подобные той, которую он только что совершил, могут нанести ему непоправимый ущерб. Монтигл еще не отдышался после бешеной скачки, его одежда была заляпана грязью, а по лицу градом струился пот. Он торопливо рассказал Сесилу о том, что случилось у него в доме и сбивчиво передал содержание письма и только потом вручил само послание.

По лицу Сесила пробежала легкая дрожь. Он сразу заметил, что оба письма написаны одной рукой.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Сесил, аккуратно складывая письмо. — Независимо от последствий, которые могут иметь место, вы поступили правильно, доставив мне это послание. — Он кивнул Монтиглу, жестом приглашая его вернуться в зал, где их поджидали три лорда, непроницаемые лица которых напоминали горгулий со стен собора, и только горящие глаза выдавали волнение почтенных господ.

Ни слова не говоря, Сесил вручил письмо Нортгемптону, славившемуся при дворе неукротимым честолюбием, которое являлось результатом многолетней ссылки во время царствования Елизаветы. Подобно новообращенному, который вкладывает всю свою страсть в каждый отпущенный ему год жизни, Нортгемптон был преисполнен решимости добиться успеха на политическом поприще и посвятить этому остаток дней. Прочитав письмо, он молча передал его двум другим лордам, которые также не проронили ни слова. Потом тайком от Монтигла Нортгемптон бросил многозначительный взгляд на первое послание, оставшееся лежать на столе, и вопрошающе приподнял брови, но Сесил знаком дал понять, что не желает посвящать нежданного гостя в свои дела.

— Лорд Монтигл, как вам известно, члены правительства получают множество подобных писем, — нарушил Сесил затянувшееся молчание.

Перед суровым взором властей предержащих Монтигл сник и втянул голову в плечи. Неужели он выставил себя полным дураком?

— Тем не менее вот уже несколько месяцев до меня доходят слухи о плетущемся за границей заговоре, зачинщиками которого, боюсь, являются ваши единоверцы. Мы представим это послание на мудрый суд его величества и призовем на помощь его бесценное мнение. Заговорам, как и фруктам, для созревания требуется время.

Боже мой, письмо покажут королю! Когда это произойдет: сегодня вечером или завтра? Монтигл задумался, правильно ли он поступил, прервав ужин и примчавшись во дворец. Может быть, следовало положить письмо вместе с другими ходатайствами и прошениями, чтобы им занялись, когда подойдет очередь?

— Его величество… — начал, заикаясь, Монтигл.

— Находится в Ройстоне на охоте, — тихим голосом прервал его Сесил. — Он останется там до тринадцатого, потом остановится в Уаре и на следующий день вернется в Лондон, в замок Уайтхолл. Уверен, что в лесу его не подстерегает скрытый удар, — снисходительно добавил он и взглянул на трех лордов, которые ответили ему едва заметной улыбкой. — Мы признательны вам, милорд, за усердие, и будьте уверены, что оно нисколько не повредит вам в глазах его величества. Возвращайтесь с легким сердцем домой и продолжайте прерванный ужин.

Монтигла отпустили с миром. Низко поклонившись, он стал пятиться к выходу, а в это время слуги стали подавать задержанную трапезу. Озадаченный молодой лорд медленно ехал по темным улицам по направлению к дому, где его ждал безнадежно испорченный ужин.

— Мне не было нужды стоять так близко, — проворчал Манион, отогревая озябшие руки у огня. — Он наделал столько шума, как будто в Уайтхолл явились не три человека, а нагрянула целая армия.

Грэшем отправил Маниона к главным воротам Уайтхолла, чтобы удостовериться в прибытии Монтигла, на которое они так рассчитывали.

— Что будем делать теперь? — спросила Джейн.

Некоторое время Грэшем молча смотрел на девушку и вдруг, не дав ей опомниться, схватил в объятия и крепко поцеловал в пухлые губы.

— Со мной нельзя обращаться как с едой, которую хватают со стола, когда заблагорассудится! — возмутилась Джейн, отстраняясь от Генри, который с удовлетворением отметил, что, несмотря на гнев, девушка не оставила без ответа его страстный поцелуй.

— Нарядись прислугой, мы идем в театр! — воскликнул Грэшем.

— Разве можно? А вдруг нас увидят?

— После стольких дней пребывания в этой дыре было бы преступлением отказать себе в развлечении. Мы переоденемся слугами и пристроимся в последнем ряду партера, а после спектакля, думаю, можно вернуться к нормальной жизни в нашем доме на улице Стрэнд.

— Значит, опасность миновала?

— По возвращении в город я представлю дело так, будто мне вырезали опухоль и теперь я только начал выздоравливать. От одного моего вида всем станет плохо, но, разумеется, прежде чем показаться на люди, я проведу несколько недель в постели. Какую угрозу представляет для Сесила бедный калека? В любом случае заговор раскрыт, и у его светлости нет причин меня опасаться.