Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы - Барбара Мертц

Последние фараоны XX династии представляют собой скучный список из восьми Рамзесов. События их царствований столь же малоинтересны. Азия как область завоеваний была закрыта для Египта, и Рамзес VI был последним, при ком разрабатывались рудники в Синае. Моральное разложение распространялось и углублялось. Около 1150 г. до н. э. внезапная инфляция подняла цены на головокружительную высоту. Работники некрополя в Фивах, люди, которые строили и ремонтировали гробницы западного берега, множество раз прибегали к забастовке, требуя плату, которую им задолжали. Каждый раз ответственные чиновники обращались к ним со словами утешения и обещаниями, которые никогда как следует не выполнялись. Ограбление гробниц, которое никогда не удавалось предотвратить полностью, расширялось и сходило безнаказанно. Мы можем сочувствовать грабителям, которые, должно быть, действовали с помощью работников некрополя, долг которых состоял в защите гробниц. Но они голодали из-за недостатка хлеба, который честно заработали, в то время как молчаливые мертвецы в скалах блистали золотом и драгоценными камнями. Несколько документов свидетельствуют о взяточничестве и прямом воровстве чиновников казначейства и двора.

Жрецы не отставали в жадности от своих коллег в государственной бюрократии. Граница между государственными и религиозными функциями не была резкой, и человек мог занимать должности в храме и при дворе одновременно. Но если ему приходилось выбирать, служба богам была предпочтительнее. В то время как власть и богатство фараонов постоянно сокращались, владения храмов становились еще больше. Так называемый папирус Харриса, относимый к концу правления Рамзеса III, описывает масштабы храмовых владений. Мы не уверены, указывают ли фантастические цифры только размеры даров Рамзеса богам или общие объемы, включающие эти дары, но в любом случае владения жречества должны были быть громадными. Оценки варьируются от двух процентов населения Египта и пятнадцати процентов земель до почти двадцати процентов населения и почти одной трети обрабатываемых земель. Цифры не были бы так внушительны, если бы богатства делились поровну, Египет имел столько богов и столько храмов, что общий объем мог быть справедливо поделен. Но львиной долей богатства владели великие боги Египта, и величайший из них, Амон-Ра в Фивах, был самым могущественным и по мирским меркам. Один ученый подсчитал, что Амону одному принадлежали пятнадцатая часть населения и одиннадцатая часть земель.

Еще для эпохи XVIII династии всезнайство историков позволяет нам прогнозировать опасность тех тенденций, которые так живо иллюстрирует папирус Харриса. Мы можем рассматривать щедрость Тутмоса III и его наследников к их богу-покровителю как дурное предзнаменование, ибо знаем, что должно произойти. Предполагалось, что в религиозном эксперименте Эхнатона, если не в поведении самого Эхнатона, присутствовал элемент политической целесообразности. Однако такая интерпретация предполагает, что кто-то обладал замечательным пониманием ситуации, которая в то время не приняла еще своих позднейших форм и, вероятно, никогда не описывалась в таких недвусмысленных терминах. Концепция жречества и светской власти как отдельных соперничающих единств противоречила всему египетскому миросозерцанию.

Каковы бы ни были причины ереси, результаты не ослабили Амона, но обновили его силу. С прогрессирующим одряхлением государства и вереницей слабых фараонов, цеплявшихся за имя Рамзеса как за талисман, мощь Амона продолжала расти. При Рамзесе XI мы имеем свидетельства восстания против первосвященника Амона: возможно, святой человек несколько поторопился в доведении своей власти до ее логического результата.

К этому времени должность первосвященнника Амона сделалась наследственной, как царский трон. Надменный прелат, который был сброшен, унаследовал должность своего отца и демонстрировал заносчивость, приказав вырезать себя на стене храма в том же размере, что и фараон. Это было немыслимо в прежние времена, и оскорбитель получил по заслугам – хотя за это ли или за другую наглость, мы не знаем.

Его наследник на высоком посту был крупной фигурой. Здесь предвидимый конфликт между жречеством и верховной государственной властью сокращается до реальных пропорций, ибо Херихор, сделавшийся воплощением и того и другого, не был, начать с того, бойцом одного из лагерей. Он был солдат и, поднявшись до ранга вице-короля Нубии, командовал большой, сильной армией. Пост первосвященника был скорее дополнением к его престижу, чем его источником. Когда он добавил титул первосвященника к своему военному рангу, он получил больше престижа, чем любой человек в Египте, исключая фараона, и больше реальной власти, чем любой человек, включая фараона. Было только делом времени приспособить функцию к факту и взобраться на трон – с задней стороны.

Херихор был достаточно благоразумным человеком. Вероятно, он покровительственно разрешил Рамзесу XI, жалкому призраку прежнего величия, сохранить корону до конца жизни, хотя потомку Рамзеса III мелкие унижения от выскочки-жреца могли казаться хуже смерти. Рельефы на стенах одного из святилищ в Карнаке рассказывают обо всем с иронической ясностью, которая не требует слов. Во внешних дворах первосвященник узурпирует функции фараона и приносит жертвы от своего лица; во внутренних дворах, построенных позже, он узурпирует корону и картуш. Так проходят Рамессиды – без слез и почестей, но не без песен и преданий, благодаря второму и третьему носителям униженного теперь имени.

Картуш Псаметиха

1. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА

Однажды весной, около 30 столетий тому назад, один египетский жрец отправился из Фив в долгую и утомительную деловую поездку. Его пунктом назначения был город Библ, а его миссией – закупка кедрового дерева для строительства священной барки Амона-Ра. Имя посланца Амона было Уну-Амон, и его приключения описаны в одном из самых знаменитых папирусов Древнего Египта. Этот рассказ – прототип всех исторических романов, счастливое сочетание фактов и вымысла, трагикомедия приключений и злоключений. Кроме того, мы узнаем из него массу вещей о положении дел в Египте и вокруг него в XII столетии до Рождества Христова.

Повелителем Уну-Амона был первосвященник Амона Херихор, который сместил ничтожных Рамессидов XX династии и основал новую, XXI династию. В рассказе упоминается о Рамзесе XI, так что, возможно, этот жалкий призрак царской власти еще не умер. Но когда Уну-Амон выехал из Фив, он вскоре вступил на территорию еще одного претендента на царский статус – Несубанебдеда, известного грекам под именем Смендеса из города Таниса в Дельте. Прежде чем продолжать путешествие, Уну-Амон должен был получить разрешение северного царя Верхнего и Нижнего Египта. Это было легко, ибо между Смендесом и Херихором существовало «взаимопонимание», но мы видим один из симптомов раскола, который история иллюстрирует.

Жрец сел на корабль, отплывающий в Палестину, – другой плохой признак, ибо эмиссар, посланный богом с такой миссией, в лучшие дни имел бы собственный флот. К моменту, когда корабль пришел в город Дор в Палестине, запас денег, не слишком большой по-видимому, был украден у него одним из членов экипажа. В ярости Уну-Амон обратился к правителю Дора с требованием правосудия либо возмещения, предпочтительно последнего. Князь встретил это необоснованное требование с поразительным терпением; в сущности, он кажется намного лучше воспитанным человеком рядом с египтянином. Мы почти видим, как он поднимает бровь и спокойно вопрошает: «Ты говоришь всерьез или сочиняешь? Я ничего не знаю о том, что ты мне рассказал». Князь указал, что вор не принадлежал к числу его подданных; если бы это было так, он бы возместил деньги – предложение, которое снижает сумму до пустяка, который не к лицу египетскому посланцу Амона. Но поскольку вор был с корабля Уну-Амона, князь чувствовал, что на нем нет обязательств. Он предложил устроить обыск. Когда обыск оказался бесплодным, бедный египтянин отправился дальше, с отчаявшимся сердцем и широко открытыми глазами.