Дитя человеческое - Филлис Дороти Джеймс

Джулиан пошевелилась и спросила:

— Сколько времени прошло с тех пор, как ушла Мириам?

Тео поднес левую руку к лицу.

— Немногим более часа.

— Почему так долго? Пожалуйста, найди ее, Тео.

— Нам нужна не только вода. Если в доме оказались какие-то вещи, ей потребуется время, чтобы собрать их.

— Для начала она не возьмет много. Всегда можно снова сходить туда. Она знает, что мы беспокоимся. Пожалуйста, пойди к ней. Я чувствую, с ней что-то случилось. — Когда он заколебался, она заверила: — О нас не беспокойся. С нами все будет в порядке.

Джулиан употребила множественное число, а взгляд, который она перевела на сына, едва не лишил его мужества. Он сказал:

— Не исключено, что они совсем близко. Я не хочу вас оставлять. Я должен быть с вами, когда придет Ксан.

— Дорогой, мы и будем вместе. Но может, она попала в беду, в ловушку, может, она ранена и ждет помощи. Тео, ты должен пойти.

Больше он не протестовал. Встав, он сказал:

— Я постараюсь вернуться как можно быстрее.

Несколько секунд он стоял у сарая и слушал. Закрыл глаза, чтобы не видеть осенних красок леса, ярких вспышек солнечного света на коре и траве, и весь обратился в слух. Но ничего не услышал, даже птичьего шума. Потом, прыгнув вперед, подобно спринтеру, тяжело побежал мимо озера, вверх по узкому зеленому туннелю к перекрестку, перепрыгивая через колеи и ямы, чувствуя, как дрожат и осыпаются их твердые края под его ногами, пригибаясь и петляя под низкими ветвями. Его обуревали страх и надежда. Оставлять Джулиан было безумием. Если люди из ГПБ близко и захватили Мириам, он ей уже ничем не поможет. А если они так близко, то найти Джулиан и ребенка — для них лишь вопрос времени. Надо было оставаться вместе и ждать. Ждать наступления полудня, когда уже не осталось бы надежды снова увидеть Мириам. Когда осталось бы только дожидаться глухих ударов марширующих по траве ног.

Но его не покидала хрупкая надежда. Всякое могло случиться, Джулиан права. С Мириам мог произойти несчастный случай — вдруг она упала и лежит, думая, сколько ей еще ждать, пока он придет? Он рисовал себе картины возможного несчастья: захлопнувшаяся дверь в кладовую, сломанный колодец, прогнившая половица… Тео пытался поверить, убедить себя, что час — это очень короткий срок, что Мириам сейчас занята сбором вещей, которые могут им понадобиться: надо отобрать то, что она сможет унести, отложить то, за чем вернуться позже. Пытаясь раздобыть все необходимое, она забыла, какими долгими могут показаться эти шестьдесят минут тем, кто ее ждет.

Тео достиг перекрестка и сквозь узкий просвет в живой изгороди увидел раскинувшееся на склоне поле и крышу дома. Он постоял минуту, восстанавливая дыхание, согнувшись, чтобы облегчить острую боль в боку, затем нырнул в заросли высокой крапивы и терновника и выбрался на открытое пространство. Мириам нигде не было видно. Теперь он шел медленнее, осознавая свою уязвимость и все усиливающуюся тревогу. Пройдя через поле, приблизился к дому. Это был старый дом с неровной крышей из покрытой мхом черепицы и высокими, в елизаветинском стиле, трубами. Вероятно, некогда дом принадлежал фермеру — от поля он был отделен низкой каменной стеной. Дикие заросли, которые прежде были садом, разрезал пополам бьющий из трубы выше по склону ручеек, через который к черному ходу был перекинут простой деревянный мостик. Окна были маленькие, без занавесок. Ничто не нарушало царившую здесь тишину. Дом этот был словно мираж, долгожданный символ безопасности, надежности и покоя — стоит до него дотронуться, и он исчезнет. В тишине ручеек журчал оглушительно громко, словно полноводный поток.

Дверь черного хода из темного дуба, обитого железом, была приоткрыта. Тео раскрыл ее настежь, и яркий осенний солнечный свет брызнул золотом на каменные плиты дорожки, ведущей к передней части дома. На секунду Тео остановился и прислушался. Ничего не слышно, даже тиканья часов. Слева от него дубовая дверь вела скорее всего в кухню. Она была не заперта, и, легонько толкнув, Тео открыл ее. После яркого света дня комната казалась полутемной, и ему понадобилось какое-то время, чтобы глаза привыкли к мраку, еще более давящему из-за темных дубовых балок и маленьких, покрытых грязью окон. Он чувствовал сырой холод, твердость каменного пола — что-то зловещее витало в воздухе, в воздухе висел страх. Он попытался нащупать на стене выключатель, почти не надеясь, что здесь все еще есть электричество. Но свет загорелся, и он увидел Мириам.

Ее удавили. Тело ее свалилось как мешок в большое плетеное кресло справа от камина. Она лежала с косо подломленными ногами, руки свисали по бокам кресла, голова закинута назад, а шнурок так глубоко врезался в горло, что его едва было видно. Тео охватил такой ужас, что он тотчас же бросился, спотыкаясь, к каменной мойке под окном, и его вырвало. Он хотел подойти к Мириам, закрыть ей глаза, дотронуться до ее руки — сделать хоть что-то. Он слишком многим ей обязан, так неужели он способен лишь отвернуться и рвотой выразить свое отвращение к ее ужасной смерти? Тео знал, что не в силах дотронуться до нее, не в силах даже взглянуть на нее. Плотно прижав лоб к холодному камню, он потянулся к крану и подставил голову под сильную струю холодной воды, словно она могла смыть ужас, жалость и стыд. Ему захотелось запрокинуть голову и завыть от злости. На несколько секунд его охватила полная беспомощность, словно нахлынувшие чувства лишили его способности двигаться. Затем он завернул кран, стряхнул воду с лица и постарался прийти в себя. Ему надо как можно скорее вернуться к Джулиан. На столе лежали скудные плоды поисков Мириам. В большую плетеную корзину она успела сложить три банки консервов, консервный нож и бутылку воды.

Но он не мог оставить здесь Мириам. Она не должна запомниться ему такой. Как ни велика необходимость возвратиться к Джулиан и ребенку, он должен отдать ей последний долг. Борясь с ужасом и отвращением, Тео подошел ближе и заставил себя посмотреть на нее. Потом, нагнувшись, ослабил шнур на ее шее, разгладил лицо и закрыл ей глаза. Он чувствовал, что необходимо вынести Мириам из этого страшного дома. Подняв ее на руки, он вынес ее на солнечный свет и осторожно положил под рябиной. Ее листья, словно языки пламени, отбрасывали блики на бледно-коричневую кожу, и казалось, будто в Мириам все еще пульсировала жизнь. Лицо ее теперь стало почти умиротворенным. Тео скрестил руки женщины на груди, и ему почудилось, что Мириам все еще в состоянии общаться и говорит ему: смерть — не самое страшное, что может случиться с человеком. Она сохранила верность брату и совершила то, что ей было предназначено совершить. Она умерла, но ей на смену пришла новая жизнь. Размышляя о ее ужасной, жестокой смерти, Тео не сомневался, что Джулиан наверняка найдет слова прощения даже для такого варварства. Но он не принимал эту веру. Застыв на мгновение и глядя на лежащее у его ног тело, он поклялся себе, что Мириам будет отомщена. Потом взял плетеную корзину и, не оглядываясь, побежал из сада через мостик и углубился в лес.

Они, конечно же, близко. Они следят за ним. Он знал это. Но теперь словно ужас наэлектризовал его мозг, и он мыслил ясно. Чего они ждут? Почему они дали ему уйти? Им незачем следовать за ним. Теперь уже очевидно, что они очень близки к завершению своих поисков. Он не сомневался в двух вещах: группа преследователей предельно мала, и среди них — Ксан. Убийцы Мириам — не передовая группа поиска, получившая приказ обнаружить беглецов и сообщить о них основным силам. Ксан никогда не станет рисковать — беременную женщину не обнаружит никто, кроме него самого или того, кому он безоговорочно доверяет. За такой ценной добычей будут охотиться лишь избранные. От Мириам Ксан ничего не узнал, Тео был в этом уверен. Вряд ли Ксан рассчитывает найти мать и ребенка — скорее он ожидает увидеть беременную женщину, которой осталось несколько недель до родов. Он не хочет пугать ее, не хочет ускорять ход событий, вызвав преждевременные роды. Не потому ли Мириам удушили, а не застрелили? Даже на таком расстоянии Ксан не хотел рисковать, поднимая стрельбу.