Декорации - Никита Чирков

Ее смерть, на каком-то естественном и пугающем уровне, стала для него очередным побочным эффектом великой работы на пути к великому будущему. Словно гибель Майи – это болезненная, но необходимая жертва сейчас, чтобы потом было лучше. Возможно, именно эта драма должна была стать отправной точкой процессов в его голове или событий вокруг него, ради преодоления некого барьера, или открытия некой мысли, необходимой для достижений в его работе.

Он ненавидел себя за то, что поставил свою роль в истории человечества выше, чем смерть Майи. Возможно, он просто боялся признать свою беспомощность. Все-таки, всю жизнь он был один, работал, учился и делал все, лишь бы доказать свою значимость миру, который его не ждал. Неожиданно в его жизни появился человек, ставший самым дорогим и важным, и, казалось бы, у него есть все, о чем можно было мечтать… да вот только стать другим человеком он все же не смог, как бы не старался… Теперь ее больше нет, и Бенджамин чувствовал себя так одиноко, как никогда, а боль от ее смерти, истинная, неприкрытая оправданиями, была невыносима.

Потихоньку приходя в себя, он старался ровно дышать, вытирая слезы и осматривая кулаки, которыми он бил все, что попадало под руки. Вместе с высвобождением страшной боли от смерти Майи и гнева из-за собственных ошибок, он вдруг понял, кто именно был виновником происходящего – Итан, исчезнувший с радаров для всего мира, не просто вышел в свет, но и решил снова взяться за работу. Немыслимый эгоизм, думал Бенджамин. Ведь все так просто, если отпустить эмоции и взглянуть фактам в глаза. Не уйди тогда Итан в тень, то ему и Майе не пришлось бы одним отдуваться за все принятые решения и совершенные ошибки…

Если бы Итан стал главным, хотя бы на какое-то время, то они с Майей могли бы просто отдохнуть и спокойно поговорить … даже, возможно, смогли бы создать семью, прекрасно зная, что их дело живет в руках человека, который не хотел бы ничего другого.

В то самое время, пока Майя спасала людей, а Итан занимался самобичеванием, Бенджамин же сделал из себя лидера, практически свято веря, что лишь он способен изменить мир, он один. И это одиночество было силой, ведь все время с момента Сбоя казалось ему настоящей войной, на которой нельзя думать о прошлом, ведь прошлое – каким бы прекрасным оно ни было – не позволит делать решительные шаги, требующие немыслимых сил и веры в дело.

С каждым годом его стремление к будущему укреплялось настолько же сильно, насколько он не замечал, как упускает все то человеческое, что делало жизнь уникальной и ценной, здесь и сейчас. Теперь, кажется, он живет лишь воспоминаниями и мечтами о них. Мечтами, реализовать которые у него есть шанс, с технической точки зрения, они – есть. Но именно Майя пыталась научить его тому, как важно ценить даже неудачи и промахи, и жить дальше, а не пытаться менять прошлое, тем самым обесценивая его.

Но вот вопрос: что если, ничего, кроме прошлого, не остается? Неужели ему так и придется теперь жить одному в этом большом мире в воспоминаниях из-за ускользающего из его рук будущего? Чем больше он думал об этом, тем больше совершенно естественным и, казалось, неподвластным ему способом, он искал доводы в пользу возобновления проекта без названия, который когда-то и свел их троих вместе.

Чем он хуже Людвига? Возможно, даже лучше, ведь не просто обладает знаниями, он сам прикладывал руку ко многому, ныне написанному в учебниках истории. Если Людвиг позволил себе вмешаться в историю, то почему же он, Бенджамин Хилл, создатель машины времени, не может повторить то же самое?! Ведь если посмотреть трезво на все происходящее за последние дни, а то и года, то даже невооруженным глазом видно, как и почему все идет по кривой дороге. Забавно, думал Бенджамин, именно машина познакомила его с Майей, и именно из-за нее она и погибла.

Ее смерть, возможно, и есть тот самый катализатор, способный подтолкнуть его к тому, чтобы исправить ошибки, ведь иначе…

Но для начала, он хочет увидеть развязку. Он понимал, пусть и нехотя, но все же понимал, что, возможно, все это – лишь шаг назад, ради двух вперед. Возможно, Итан должен уничтожить нынешнюю Кассандру ради создания новой, улучшенной версии, неспособной, к примеру, на ошибки, которые привели когда-то в будущем к печальному концу человеческого вида…

Уже светало, первые лучи солнца рассекли небо, ознаменовав начало нового дня, для большинства не произойдет ничего не обычного, а для немногих – этот день изменит все. Выйдя из машин, припаркованных шеренгой перед бункером, двое молча шли плечом к плечу внутрь, собираясь уничтожить творение собственных рук ради блага людей, которые никогда об этом не узнают. Бенджамин и Итан двигались практически наравне по направлению к входу, до которого оставалось метров сто. Чистое небо каким-то неестественным образом давило на Бенджамина, чувство стыда давало о себе знать, точно зуд на затылке, от которого он попытался избавиться в ту же секунду. Уже подходя к входу, он, порядком уставший, остановился, придержав за плечо Итана, и спросил:

– Я хочу первым поговорить с ней, если ты не против?

– Ты будешь единственным, кто поговорит с ней, Бенджамин.

– Что ты такое говоришь? Столько лет прошло, и вот сегодня, в ее последний день ты не хочешь сказать последнее слово?

Единственное, что выражал Итан, по мнению Бенджамина – это сдержанность и попытки сохранить нейтралитет, увенчавшиеся провалом в тот самый момент, когда Бенджмин добавил:

– Она заслуживает большего.

Остаток пути они прошли, не произнеся ни слова. Охрана министра осталась у входа в лифт, из которого они вышли и направились к Искусственному Интеллекту. Не так давно Бенджамин представлял подобный путь лишь с единой целью – позволить Кассандре стать частью мира, который ей только предстоит изучить, послужив началом новой эры. Но сейчас они пришли ради убийства.

Итан сразу же занял техническое помещение, соседствующее с местом обитания Кассандры, в которое вела соседняя дверь, куда через небольшое окошко собираясь с последними силами тяжело смотрел Бенджамин. Помещение площадью около двадцати квадратов занимал Центральный массивный компьютер, стоявший у дальней стены, справа были встроенные экраны для работы с данными. Эобард не выражал никаких эмоций, лишь молча осматривал окружающую его систему.

– Я знаю, о чем вы подумали, министр, но поспешу разочаровать вас, объявив идею попытки контролировать ее через эти системы, крайне глупыми. Все это умеет лишь анализировать процессы в ее ядре. И дополню еще, так сказать наперед, что если она нашла способ выбраться в наш мир, значит то, что покажет эта система, вполне может быть липой, – неожиданно для него произнес Итан, сев за главный компьютер.

Министр воздержался от комментариев, хотя его неоднозначный взгляд дал Итану понять, что он явно не уверен в достоверности сказанных им слов. Бенджамин вошел последним и, не встречаясь ни с кем взглядом, молча передал Итану специальный электронный ключ, внешне походивший на тот, который открывает старый, большой железный замок какого-нибудь сарая. Ключ с зазубренными и спрятанной внутри железной оболочки платы, подходит лишь к единственному в мире замку, после чего, только при наличии второго в соседнем проеме, происходит расшифровка кода для разблокирования всех систем.