Неподвластная времени - Анхела Бесерра

Судя по всему, хозяйка дома была помешана на искусстве и, вероятно, умела играть на мандоре, диковинном средневековом инструменте, который висел на стене в спальне.

Однако главное открытие ждало антиквара в дальней комнате на втором этаже. Теперь Аркадиус почти не сомневался, что его безумная гипотеза верна. Глупышка Мазарин едва ли представляла себе, какая тайна оказалась в ее руках. Сопоставив рассказ сеньоры из Манресы и находки в зеленом доме, антиквар почувствовал, что напал на след.

81

На следующий день они возвращались в Париж. В самолете висело напряженное молчание, и никто не решался нарушить его первым.

Наконец Кадис заговорил:

— До чего же отвратительны квелые чувства.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Сара.

— Те, от которых не пробирает дрожь. Я, к примеру, должен чувствовать вибрацию, когда пишу. Мне нравится умирать в каждой картине. Это как оргазм: смерть и воскрешение. Как тебе кажется, Мазарин?

Девушка сосредоточенно рисовала в блокноте, гадая, не заподозрят ли чего-нибудь Сара и Паскаль; вопрос учителя застал ее врасплох. Мазарин боялась, что правду можно прочесть по ее лицу. Пронзительный взгляд Кадиса парализовал ее:

— Вы, должно быть, говорите о духовной составляющей физического ощущения.

Паскаль обнял невесту за плечи.

— Не переживай, котенок, отец обожает шокировать собеседников.

— Сравнение оргазма со смертью довольно интересно, — продолжала Мазарин. — Хотя оргазм это нечто эфемерное, а смерть вещь вполне конкретная.

— Ты так думаешь? — Кадис бесцеремонно раздевал ее взглядом. — Оргазм — слияние не только тел, но и душ. Он навсегда остается в ней, а она в нем. Оба обречены.

— Ваша теория не учитывает того, что жизнь продолжается. Оргазм или, по вашей терминологии, смерть касается двоих, а это значит, что существуют две точки зрения.

— Боюсь, у тебя появилась достойная соперница в философских диспутах, — поддела мужа Сара.

Кадис пропустил ее слова мимо ушей.

— По-твоему, жизнь после смерти существует?

— Каждый прожитый день приближает нас к смерти; просто мы об этом не помним. Иначе не смогли бы жить дальше. Забвение — надежный защитный механизм и обезболивающее средство.

— Довольно о смерти и боли. — Сара решила увести беседу в другое русло. — Почему бы не обсудить ваши планы? Мне как раз пришла в голову потрясающая идея.

— Мама, Мазарин только-только оправилась от своей немоты, — проговорил Паскаль, коснувшись губами лба невесты. — Не надо ее утомлять.

— Разговор о том, что является предметом острого желания, должен доставлять радость. Не вижу, почему бы нам не поговорить о свадьбе, — заметил Кадис. — В конце концов...

Мазарин прервала его:

— Так что у вас за идея, Сара?

— Торжество в Венеции. Представляете, какую красивую церемонию можно устроить?

— Ты предлагаешь пожениться во время карнавала?

— Нет, конечно. Мы устроим свадьбу в другой день, но в духе карнавала. Превратим Гран-Канал в гигантскую сцену.

— Нам не хотелось бы делать из свадьбы светское мероприятие, мама. Где и как — для нас совершенно не важно, — заявил Паскаль.

— Хорошо, — согласилась Сара. — Мы не можем вовсе отказаться от банальных церемоний, но в наших силах сделать их незабываемыми. Светские мероприятия — правила игры, частью которой мы все являемся. Просто одни следуют им до последней запятой, а мы подходим к ним творчески.

Мазарин попыталась посмотреть в глаза Кадису, надеясь разгадать, что он чувствует, но взгляд художника был холодным, как лед в его бокале.

Девушка не знала, что и думать. Иногда ей казалось, что учитель безнадежно влюблен и глубоко страдает; а порой он виделся ей зловещим кукловодом, сладострастно дергающим за ниточки марионеток. Быть марионеткой Мазарин не желала. Она решила подразнить живописца.

— Сара, да это просто фантастическая идея! — с энтузиазмом воскликнула она.

— Ты правда так думаешь? — удивился Паскаль. — Мы же хотели скромную свадьбу.

— Сначала я так и думала, но теперь мне действительно хочется устроить что-нибудь необычное.

— Кадис... — Мазарин решила вовлечь художника в разговор, — вы сегодня какой-то молчаливый. Что скажете?

Кадис хмуро посмотрел на девушку и неожиданно спросил:

— Ты счастлива?

— Что за вопрос, Кадис? — возмутилась Сара. — Разве ты не видишь? Они оба очень счастливы. Если ты не удовлетворен жизнью, это еще не означает, что все остальные тоже испытывают те же чувства.

Кадис бросил на жену взгляд, полный ненависти.

— С чего ты взяла, что я не удовлетворен жизнью? Ошибаешься, дорогая. Я никогда не был так счастлив, как сегодня.

— Мама... Не начинай. — Паскаль бросился тушить небезопасный для всех конфликт.

— Все это вариации мелодии любви, правда, Кадис? — усмехнулась Сара.

Паскаль подмигнул невесте.

— Мать с отцом прожили вместе всю жизнь и, хотя в это трудно поверить, до сих пор обожают друг друга.

Мазарин смотрела на облака. Ей не хотелось ни слушать, ни спорить, не хотелось думать ни о грядущем расставании с учителем, ни о завтрашнем дне, ни о самом большом горе — исчезновении Сиенны. Девушке нравилось чувствовать себя птицей, беззаботно парящей в вышине. Земля под ногами, синева вокруг, а впереди горизонт. Пилот сообщил, что самолет приземлится через десять минут. Вот и все; долгое путешествие подошло к концу. Приземлиться, лучше и не скажешь. Спуститься с небес на землю. Мазарин стало страшно. После того, что произошло... Кто знает, как все обернется?

Самолет задел крыльями большое облако и на несколько минут погрузился в его мягкое белое нутро. Когда облако рассеялось, внизу раскинулось море зелени с островами крыш. Сон кончился. Молчаливая, безбрежная пустыня, посреди которой она стала принадлежать учителю, осталась далеко позади; впереди была неизвестность.

— Ты не ответила на мой вопрос. — Художник возобновил атаку.

Паскаль укоризненно посмотрел на отца:

— Послушай...

— Не надо, милый. Все в порядке, — произнесла Мазарин, храбро встречая пронзительный взгляд Кадиса. — Есть вопросы, в которых заранее заключается ответ, и тому, кто спрашивает, он известен лучше всех. А как вы думаете, Кадис? Я счастлива?

Вопрос повис в воздухе. Сара не могла понять, что происходит.

Остатки разговора потонули в шуме самолета, заходящего на посадку.

— Нас ждет Альфред.

— Альфред?

— Новый шофер, — пояснила Сара.