Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман

В записке Толкачев объяснял также, почему поменялось его отношение к эвакуации. У него с женой были близкие друзья, которые эмигрировали в Израиль, а потом в Соединенные Штаты. И они написали, что все больше испытывают ностальгию по Москве. Толкачев цитировал свою жену: “Как это люди могут взять да уехать неизвестно куда? Что касается меня, то я точно знаю, что сразу же начну страдать от ностальгии. Я не только в другой стране жить не смогу, я даже в другом городе здесь жить не смогу”.

Толкачев добавил, что его сын, возможно, захочет когда-нибудь куда-то съездить, попутешествовать, но не станет покидать страну насовсем.

“Таким образом, вопрос о моем отъезде из Советского Союза вместе с моей семьей с практической точки зрения закрыт. Конечно же, я никогда не поеду один”{290}.

В резидентуре и в штаб-квартире неделями спорили о том, как ответить на письмо Толкачева. “Мы крайне обеспокоены, — писали из Лэнгли 13 июня по поводу рисков, которые принимает на себя Толкачев. — Уловки, о которых он рассказал нам в апрельской записке, уже пугают. Другие, об использовании которых он также говорит, но которые не описал, могут оказаться еще опаснее”. В штаб-квартире признавали, что они попали в тупик, который был очевиден с самого начала операции. “Как заставить “Сферу” контролировать свою склонность к риску и в то же время удовлетворить и его стремление работать, и наше желание получать от него продукт?” В штаб-квартире скептически отнеслись к идее выдать Толкачеву мини-фотоаппараты Tropel, поскольку когда он использовал их в 1979 и 1980 годах, отпечатки вышли не слишком качественными из-за недостаточного освещения и слабой техники съемки. Освещение у него в офисе было всего лишь на уровне 20 фут-кандел — едва ли достаточно для копирования документов. Может быть, лучше попросить Толкачева просто выписывать самое важное?

И все же ЦРУ хотело всего сразу: и чтобы Толкачев оставался в безопасности, и чтобы он выкачивал всевозможные секреты. Из штаб-квартиры прислали в Москву новый список тем, о которых следует расспросить Толкачева. “Главные системы, сейчас представляющие интерес для нас, — писали они, — это Ту-22М, Ту-160, Як-41, системы опознавания “свой-чужой” и крупные модификации радара “Сапфир”. Приоритетны для нас технические характеристики указанных систем, предполагаемые или действительные, или любых новых электронных систем и комплексов вооружений, включая ракеты. Другие подробности о потенциале, функционировании и внедрении также будут ценны, но могут оказаться слишком пространными”. Это многое говорило о состоянии операции спустя четыре года. Самолеты Ту-22М и Ту-160, по классификации НАТО соответственно Backfire и Blackjack, — это сверхзвуковые стратегические бомбардировщики, и ни один из них не относился к направлениям работы Толкачева, как и Як-41, самолет вертикального взлета и посадки, который так и не дошел до стадии производства. Система “свой — чужой” и РЛС “Сапфир”, конечно, находились в области разработок “Фазотрона”, но Толкачев и так уже предоставил обширные материалы по “Сапфиру”. Его подталкивали к погоне за секретами, далеко выходящими за пределы того, с чем он мог столкнуться по работе{291}.

В ЦРУ препирались о том, стоит ли выдавать Толкачеву новые миниатюрные шпионские фотоаппараты для работы в офисе. Резидентура отмечала, что мини-фотоаппараты Tropel удалось несколько усовершенствовать: теперь минимально требуемое освещение составляло 25 фут-кандел. Но в штаб-квартире волновались, что рано или поздно какой-нибудь сотрудник “Фазотрона” увидит, пусть даже однажды, как Толкачев горбится над столом, опираясь на локти и держа что-то в руках, и у него возникнут подозрения. Толкачеву “придется вести любую фотосъемку в присутствии других людей”, — предупреждали из штаб-квартиры. “Это, разумеется, чрезвычайно рискованное предприятие, которое потребует от “Сферы” колоссальной осторожности и осмотрительности и едва ли пойдет на пользу его кровяному давлению”{292}.

Но в конце концов штаб-квартира сдалась. Было решено отправить фотоаппараты Tropel в Москву{293}.

Утром 26 апреля 1983 года главный конструктор института Юрий Кирпичев вызвал Толкачева к себе в кабинет, чтобы обсудить какие-то рабочие вопросы. Кирпичев был начальником Толкачева. Во время разговора зазвонил телефон. Кирпичев поднял трубку и после нескольких минут молчания спросил: “Для какой цели вам это нужно?”

А потом сказал: “Хорошо, я это сделаю”.

На другом конце провода был Николай Балан, глава режимного отдела — службы безопасности всего института. Служба, подчинявшаяся КГБ, отвечала и за первый отдел, и за закрытую библиотеку, и за допуски всех работников. Раз в десять лет каждый сотрудник должен был заполнить длинную анкету. Эти анкеты затем отправляли в КГБ для проверки и принятия решения о том, кто получит допуск к совсекретным данным. У Толкачева был высший уровень допуска.

В ведении режимного отдела находились также охрана и пропускная система. Такие службы действовали в каждом секретном советском институте.

После звонка Кирпичев вызвал к себе ведущего инженера института, работавшего над системой обнаружения цели для РЛС № 19, которую планировалось устанавливать на истребители МиГ-29.

Толкачев в ужасе слушал, как Кирпичев пересказывает свой телефонный разговор. К концу дня, сказал он, Балан хочет получить “список лиц, знакомых с системой опознавания или имеющих доступ к информации о системе опознавания РЛС № 19”.

Именно эту информацию Толкачев передал ЦРУ в марте.

“Зачем это понадобилось?” — спросил ведущий инженер. Он недовольно заметил, что их никогда прежде не просили составлять такие списки.

Кирпичев ответил, что задал Балану такой же вопрос, а тот “не ответил ничего внятного”.

Толкачев вернулся в свою комнату, голова его кружилась. Он чувствовал, что цепенеет от ужаса. Он снова и снова прокручивал разговор в голове, пытаясь понять, раскрыли ли его. Прежде всего его тревожили рукописные заметки о системе опознавания цели, которые он передал ЦРУ. Заметки ему вернули, но не совершили ли в ЦРУ какого-то промаха? Видел ли их кто-то еще?{294}

Толкачев пытался проанализировать услышанное. Если Балан требует список сотрудников, это говорит об очень серьезной утечке информации по системе опознавания цели. Но что они знают о ее источнике? Есть ли у КГБ подозреваемые или они просто забросили удочку наудачу?{295}