Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер

По пути на запад они сделали остановку в Юте, чтобы половить бабочек. В Калифорнии Набоков на шесть месяцев погрузился в работу. Он без конца писал и переписывал сценарий, а Кубрик требовал урезать то-то и там-то. От авторского сценария остались жалкие крохи: его начали перекраивать, едва писатель его сдал.

Так и получилось, что венец триумфального возвращения в США пришелся не на лето в Калифорнии, а на нью-йоркский октябрь в гостинице с видом на Центральный парк, где родилась композиция нового романа. О нем Владимир думал не первый год, а корни замысла уходили еще глубже – в первые месяцы Второй мировой войны. В заброшенном в 1940 году последнем русскоязычном сочинении Набокова, романе «Solus Rex», рассказывалось о сумасшедшем, вообразившем себя королем. Убитый горем вдовец и формат антиутопии уже перекочевали из этой работы в «Незаконнорожденных», но образ далекого северного королевства еще ждал своего часа.

В 1957 году Набоков писал Джейсону Эпстайну, своему редактору в Doubleday, предлагая роман, в котором король северной страны сбегает в США и становится головной болью для президента Кеннеди. Пав жертвой заговора, участникам которого помогли из соседней Новой Земблы, и сбежав на другую сторону Атлантики, король отправляется в духовное паломничество, а тем временем по всему земному шару кружит, подбираясь к нему, наемный убийца.

В Doubleday проектом заинтересовались, но через три месяца изысканий Набоков его отложил. Два года спустя, по-прежнему не зная, как подступиться к роману, и подозревая, что аванс и обязательства перед издательством тормозят творческий процесс, Набоков вернул деньги и сказал о книге: «Не уверен, что когда-нибудь допишу ее».

Но стоило расторгнуть договор, как случилось чудо. В свое время Набоков потратил два года на перевод и подробнейший комментарий к «Евгению Онегину». А теперь вдруг понял, что роман вполне можно уместить в комментарий к поэме. Окрыленный, Набоков едет во Францию и, обосновавшись в Ницце, садится писать поэму в 999 строк, которой предстояло стать стартовой площадкой для нового романа. Меньше чем за три месяца поэма была закончена, и Набоков поехал в Женеву, чтобы провести Пасху с сестрой Еленой.

В разгар весны Владимир и Вера покинули Ниццу, направившись на север Италии, чтобы послушать дебют Дмитрия в «Богеме». После они перебрались в Стрезу, поближе к швейцарской границе, где Набоков снова погрузился в работу над романом-поэмой, который со временем получил название «Бледный огонь». Он делал записи на каталожных карточках, стирал слова, редактировал и вычеркивал целые разделы. В июне Набоковы переехали в Швейцарию; в середине июля Владимир считал, что половина работы уже позади; 7 августа они с женой прибыли в Монтрё.

Набоковы сняли номер вдали от берегов Женевского озера и стали искать место, где Владимир мог бы обосноваться и закончить книгу. Актер Питер Устинов (который только что получил «Оскар» за главную роль в фильме «Спартак») предложил Набоковым перебраться в отель «Монтрё-Палас», где жил и сам. Супруги съездили туда и решили, что этот прибрежный курорт им подходит. К началу сентября они подписали с отелем договор об аренде, и уже там Набоков закончил свой самый необыкновенный роман.

3

В «Бледном огне» два главных героя – Джон Шейд, американский поэт, который погибает от рук убийцы, и Чарльз Кинбот, похищающий стихи Шейда, пока тот доживает последние секунды. Главный труд Шей-да, поэма длиной в 999 строк, написанная Набоковым прежде остальных частей романа, приводится полностью. Остальное раскрывается в комментарии Чарльза Кинбота. Причем стиль примечаний от статьи к статье становится все более эксцентричным, позиционируя рассказчика как не заслуживающего доверия.

Наряду с двумя главными персонажами Набоков также отводит центральную роль загадочной стране под названием Зембла. Хотя персонажи живут в обычном студенческом городке, очень похожем на набоковский Корнель, Кинбот считает себя королем-изгнанником Земблы, который сбежал из заточения и нашел убежище в Америке. Кинбот только и думает, что о поэме, которую пишет Шейд. Ему представляется, что она станет шедевром – рассказом об утраченной Зембле и скрытых сокровищах ее короны (они так хорошо спрятаны, что их никогда не найдут, хотя советские спецы вверх дном перевернули земблянский королевский дворец).

Кинбот перемежает рассказ о коммунистической революции, которая положила конец его счастливому правлению, бытовыми сценами, надерганными из литературы, истории и даже фильмов братьев Маркс. В комментарии особое внимание уделено королевской генеалогии, цареубийству, гомосексуальным устремлениям и педофилии Кинбота и его мастерству в пинг-понге. Драматическое описание побега Кинбота из Земблы занимает около тринадцати страниц романа. Свергнутый король добирается по туннелю за кулисы театра, потом едет в гоночной машине по горам, пересаживается на корабль и наконец прибывает в Париж.

Кинбот преподает в том же университете, что и Шейд, но живет совсем в другом, фантастическом мире. Ему слышатся голоса, мерещатся заговоры, и стихи Шейда в его интерпретации искажаются до неузнаваемости. Поэму о любви к жене и самоубийстве дочери Кинбот превращает в хронику истории Земблы.

Обитатели студенческого городка сплетничают за спиной Кинбота и в глаза называют его сумасшедшим, хотя у него и без их стараний развивается паранойя. Полученную записку – что у него пахнет изо рта, Кинбот толкует как свидетельство, что кто-то догадался о его галлюцинациях. Рассказчик мечтает, чтобы у Шей-да случился сердечный приступ, и тогда бы он, Кинбот, утешил друга в беде.

Похоже, Шейд единственный, кто сочувствует Кинботу; даже жена поэта избегает Кинбота и спешит выставить его за порог. По ходу повествования дела у бывшего короля идут все хуже, от него съезжают юные квартиранты. Остальные персонажи в книге понимают, до чего он нелеп, читатели прекрасно видят, насколько он жалок, и только сам он ни о чем таком не подозревает.

Тем не менее Кинбот, как и Пнин, – не просто комичный персонаж. Да, он, разумеется, странен и экстравагантен: левша, увлеченный настольным теннисом, он безуспешно пытается сблизиться с молодыми студентами колледжа, где преподает, и преодолеть патологическую тягу к юным мальчикам. Но если отвлечься от королевских замашек и самовозвеличивания Кинбота, становится понятно, что его вымысел пронизан горем. Лжемонарх мечтает о самоубийстве и освобождении от ужаса, который его преследует. Он пишет об искушении покончить с собой, но держится, ибо его долг проследить, чтобы историю Земблы записали для потомков.

Одержимость Кинбота поэмой друга сродни увлеченному набоковскому комментированию «Евгения Онегина». Отчаяние, в котором монарх покидает родину, сродни драме самого Набокова. А вот Зембла дешифровке не поддается, – и, похоже, так и было задумано. Когда перед публикацией романа встал вопрос, как подать «Бледный огонь» в прессе, Вера от имени мужа отправила издателю список, в семи пунктах которого указывалось, что можно и что нельзя говорить о фантастической земле. Набоковы в особенности противились тому, чтобы Земблу называли «несуществующей», объясняя: «Никто не знает, никому и не следует знать – даже Кинбот едва ли знает, – существует ли Зембла на самом деле».