Елизавета Петровна - Николай Павленко

Существовали три способа преодоления возникших трудностей. Первый состоял в переселении сановными заводовладельцами части их крепостных из вотчин, расположенных в Европейской России, на Урал. Эта операция требовала немалых затрат. Второй способ состоял в привлечении наемных работников, оплата труда которых превышала в несколько раз оплату приписных крестьян. Оставался третий способ, крайне выгодный вельможам и сталь же болезненный для приписных крестьян, — принудить их отбывать заводскую барщину, по своим размерам значительно превышавшую установленную норму. Приписные крестьяне ответили невыходом на работу.

Посыпались взаимные жалобы: заводовладельцы жаловались на отказ заготавливать уголь и из-за его отсутствия — на возможную остановку доменных печей, крестьяне — на произвол заводовладельцев. Попытки приказчиков заставить крестьян выйти на работу заканчивались потасовками, сопровождавшимися увечьями. При Елизавете воинские команды не привлекались для усмирения крестьян. Лишь при Екатерине II отправленные на Урал воинские команды, вооруженные не только огнестрельным оружием, но и артиллерией, принудили крестьян к повиновению, подвергнув жестоким истязаниям зачинщиков волнений.

Еще более продолжительными были волнения работников Суконного двора в Москве, начавшиеся в 1737 году и продолжавшиеся с перерывами в течение многих десятилетий. Волнения были вызваны повышением норм выработки сукна и снижением расценок за труд. В результате «ткачи и работные люди учинились непослушны». Обоснованность требований была настолько очевидной, что правительственные учреждения признали противозаконность действий владельцев мануфактуры. Именным указом Елизаветы Петровны было «велено всем впавшим в вину… отпустить и от наказания и ссылки и штрафов освободить». Этот указ можно считать наиболее доказательным подтверждением наличия человеколюбия и милосердия у благочестивой императрицы. Он успокоил работников на пять лет.

В 1749 году работники в знак протеста против «непрестанных жестоких» нападений прекратили работу и не поддались уговорам ни владельцев мануфактуры, ни представителей власти. На этот раз дело рассматривал Сенат, определивший «пущих заводчиков (подстрекателей, зачинщиков. — Н. П.)… в страх другим бить кнутом» и сослать в вечную ссылку на каторгу.

Объяснение столь несхожему отношению к одинаковым явлениям может быть одно: события, происходившие на Суконном дворе в 1744 году, стали известны Елизавете Петровне, находившейся в том году в Москве, в то время как в 1749 году дело рассматривал Сенат, руководствовавшийся в своем определении существовавшим в то время законодательством; можно с уверенностью сказать, что императрица о событиях на Суконном дворе в 1749 году не имела ни малейших сведений.

Набожность и милосердие императрицы, бесспорно, относятся к ее добродетелям, впрочем, не всегда приносившим желаемые результаты, поскольку она, будучи не лишенной здравого смысла, нередко руководствовалась не разумом, а эмоциями: акции милосердия по отношению к уголовным преступникам, совершившим в том числе и убийства, вели к распространению разбоев и грабежей, стремление вернуть раскольников в лоно официального православия увеличило число самосожжений, а насильственная христианизация вызывала вооруженный протест язычников.

Внешнеполитический курс России в царствование Елизаветы Петровны не отличался монолитностью. При дворе существовали, по крайней мере, три «партии», соперничавшие между собой за право определять его направление. Одну из них возглавлял вице-канцлер, а затем канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. В ее составе находились канцлер А. М. Черкасский, вице-канцлер Михаил Илларионович Воронцов и брат А. П. Бестужева Михаил. Немногочисленные сторонники А. П. Бестужева быстро оставили его в гордом одиночестве: князь Черкасский скончался в 1742 году; граф М. И. Воронцов, которого А. П. Бестужев протащил в вице-канцлеры, надеясь с его помощью укрепить свое положение, поскольку он как активный участник переворота пользовался доверием императрицы, быстро переметнулся в стан противников Алексея Петровича. Со старшим братом Михаилом Алексей конфликтовал, причем ссора была столь бескомпромиссной, что братья не восстановили родственных отношений до самой смерти Михаила в 1760 году. Он тоже оказался в стане врагов брата. Все это не помешало А. П. Бестужеву стоять у руля внешнеполитического ведомства с 1741 года и проявить необычайную дипломатическую ловкость, похвальное трудолюбие и твердость в претворении в жизнь своих планов, противоречивших на первых порах планам самой императрицы. Он прославился, кроме того, изобретением успокоительного снадобья, пользовавшегося большой популярностью в XVIII–XIX столетиях, которому было присвоено название «капли Бестужева». Свою внешнюю политику он называл «древней российской, толь паче государя Петра Великого системой». Суть системы состояла в установлении дружественных отношений с двумя странами: Австрией и Англией. С первой из них Россию сближала необходимость вести совместную вооруженную борьбу с агрессивной Турцией, а также необходимость противостоять гегемонии Франции в Европе. Что касается Англии, то она издавна являлась главным торговым партнером России, и обе страны нуждались во взаимной дружбе.

Вторая «партия» считалась самой многочисленной и влиятельной. В ее составе мы обнаруживаем императрицу, генерал-прокурора Сената Никиту Юрьевича Трубецкого, братьев Петра и Александра Ивановичей Шуваловых, вице-канцлера М. И. Воронцова, Михаила Петровича Бестужева-Рюмина и др.

Франция до воцарения Елизаветы Петровны считалась самой враждебной России державой Европы. Общеизвестна ее подстрекательская роль в открытии военных действий против России со стороны Швеции на севере и Турции на юге. В 1733 году в связи со смертью польского короля Августа II Франция предприняла попытку создать так называемый восточный барьер — замкнуть цепь враждебных России государств на ее западных границах с Польшей. С этой целью она, чтобы посадить на польский трон своего ставленника и покорного исполнителя своей воли Станислава Лещинского, даже объявила войну России, правда, закончившуюся полным провалом.

Со времени вступления на престол Елизаветы Петровны отношения между Россией и Францией изменились в лучшую сторону. Тому были две причины: два француза — посол де ла Шетарди и лекарь Елизаветы Лесток — активные участники переворота в ее пользу, и она считала своим долгом отблагодарить Версаль за оказанную поддержку благосклонным к нему отношением. Императрицу, непревзойденную в династии Романовых модницу, Франция привлекала как страна, диктовавшая Европе моды, а Версаль демонстрировал изысканную роскошь и разнообразные удовольствия, к которым Елизавета проявляла непреодолимую страсть.

Неизвестный художник Конный портрет императрицы Елизаветы Петровны. XVIII в.

Холст, масло. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

Симпатии к Франции у Елизаветы постепенно, но неуклонно угасали, по мере того как дела Шетарди и Лестока прояснили подлинное отношение Версаля к ее персоне и к России. Отношения между двумя странами охладели настолько, что французский посол Лопиталь отправился на родину, не попрощавшись с императрицей.