Горец и леди - Патриция Грассо

Проводя долгие часы возле постели больной, он раздумывал над собственной жизнью. После безвременной кончины Черного Джека он осознал, что его собственный отец не вечен. Но, прежде чем придет смертный час, герцог заслуживал того, чтобы увидеть своих внуков. «Судьба – это капризная особа, – заключил Магнус, – и куда разумнее не искушать ее». И в конце концов он принял решение: выполнив последнее поручение королевы, ему следует спешно отправиться домой, к Эврил. Раздумывая об этом, незаметно для себя он задремал, сидя возле кровати на стуле.

– Магнус… – слабо прошептала Бригитта.

При звуке ее голоса Магнус проснулся и встретил взгляд ее зеленых глаз, глубоко запавших от болезни. На миг он засомневался, может быть, она все еще бредит, но тут на лице ее появилось слабое подобие улыбки.

Магнус сел на край кровати и приложил ладонь к ее лбу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

– Ничего, потерпи, – сказал он. – Ну и напугала же ты меня!

– Воды…

Магнус, приподняв Бригитте голову, поднес чашку с водой к ее раскрытым губам. Ничто не казалось Бригитте вкуснее, чем этот первый освежающий глоток.

– Как ты меня нашел? – спросила она, уверенная, что он искал ее.

– Совершенно случайно, но не будем сейчас об этом говорить. Я пришлю к тебе Ину и принесу немного бульона. Закрой глаза и отдыхай. Я скоро.

Жена Дадли велела Магнусу побыть на улице примерно час. Когда же она впустила его, Бригитта уже снова спала.

– Привет, – весело сказал Магнус, когда больная вновь открыла глаза. Присев на край кровати, он приказал: – Садись-ка, я покормлю тебя овсяной кашей.

Бригитта села, завернувшись в одеяло, оставив открытыми плечи. Когда она снова взглянула на Магнуса, то увидела, что он неотрывно смотрит на ложбинку между ее грудями.

Бригитта густо покраснела, и Магнус, увидев ее румянец, тоже залился краской. Потом оба засмеялись и, не сговариваясь, решили, что ничего и не было.

– Ты немного похудела, – заметил он, протягивая ей полную ложку каши. – И я хочу, чтобы ты съела все, что в этой миске.

– Как ты меня нашел?

– Открой рот. Вот хорошая девочка. Я вел переговоры с кланом Макдональдов по поручению королевы. Мы плыли в замок Обан, когда наткнулись на тебя. Как ты оказалась на этой скале?

Бригитта открыла, было, рот, чтобы ответить, Магнус тут же сунул ей туда очередную ложку с кашей. Она, с трудом проглотив, откинулась на подушку.

– Хватит. Я больше не могу. А на скале я оказалась, потому что меня похитил кто-то из Менци и оставил там, чтобы я утонула во время прилива.

– Менци? Ты уверена?

– На нем был плед в черно-белую клетку.

– Понятно. – Магнус протянул ей еще ложку овсяной каши. – Съешь еще немного.

– Не могу, – упрямо сказала она.

Не обращая внимания на ее слова, Магнус поднес ложку к ее губам. Она отвернулась, но ложка последовала за ней.

– Не надо! – засмеялась Бригитта, и ложка тут же скользнула ей в рот.

И в этот момент дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился угрюмый Йен. Он был неприятно поражен видом своей жены, которая весело смеялась и болтала с его кузеном. Причем дураку ясно, что под одеялом на ней ничего не было. На первый взгляд она совсем не казалась страдалицей.

– Йен! – воскликнула Бригитта с таким облегчением, что даже не заметила грозного блеска его глаз. Она протянула к нему руки, но, вспомнив, что не одета, тут же натянула одеяло повыше.

– Черт побери! – Йен мрачно смотрел на своего кузена. – Чем ты тут занимаешься с моей женой?

Магнус встал и повернулся к нему лицом.

– Опомнись, дорогой.

– Опомнись?! – Йен окончательно рассвирепел. – Она сидит тут голая и хихикает! И почему это именно ты всегда спасаешь ее?

– Бри была в беспамятстве от лихорадки, первый день как очнулась, – проворчал Магнус. – А спас я ее совершенно случайно. Похоже, тебе больше понравилось, если б ее смыло в море приливом?

– Смыло в море?

– Да, – с досадой бросил Магнус. – Ее оставили на скале посреди бухты. Мне, разумеется, следовало бы проплыть мимо.

– Я с ума сходил от беспокойства, – сказал Йен, протягивая ему руку извиняющимся жестом. – Я еще немного не в себе.

– Это заметно, – съязвил Магнус, похлопав его по плечу.

Отодвинув кузена, Йен сел на край кровати и заключил жену в объятия. Только сейчас он заметил, что лицо ее было бледным и осунувшимся, а глаза, всегда блестящие, казались запавшими на измученном лице. Йен с нежностью поцеловал ее.

– Тебе получше? – спросил он, крепко прижимая ее к себе.

Чувствуя себя в безопасности в объятиях мужа, Бригитта кивнула.

Йен поцеловал ее в макушку и признался:

– Мне страшно подумать, что я едва не потерял тебя, дорогая. Не знаю, что бы я делал без тебя. Ты вся моя жизнь, я только тобой и дышу.

Бригитта с улыбкой вздохнула.

– Эти слова оживили бы меня и мертвую. А я, слава Богу, не успела еще отправиться на тот свет.

– Я рад, что ты не потеряла чувства юмора, – рассмеялся Йен. И, взглянув на Магнуса, сказал: – Садись, кузен, и расскажи мне, что ты делал у Макдональдов?

– Королева отправила меня, чтобы объявить им амнистию с тем условием, чтобы они не грабили больше наши суда.

– Выполняя это поручение, ты пропустил самые волнующие события при дворе, – сказал ему Йен. – Риччио убит, а королева стала пленницей.

– Что?! – вскочил на ноги Магнус. – Надо что-то делать! Я немедленно…

– Не беспокойся, все уже сделано.

Магнус, тряхнув головой, перевел дух и снова сел.

– Так что же там произошло?

– Королева убедила своего слюнтяя-мужа, что вслед за Риччио заговорщики замышляют убить и его. Дарнлей помог ей бежать. Теперь они присоединились к Босвелу и тем, кто остался верен Ее Величеству. Заговорщики будут объявлены вне закона, но Джеми Стюарту обещано помилование.

– Простить его! Это безумие! – заявил Магнус.

– Согласен, но Джеми имеет большое влияние на сестру. Мария не понимает, как опасно для нее доверять своему жаждущему власти брату.

– А как же я? – прервала их Бригитта. – Про меня уже совсем забыли?

– Если не возражаешь, – улыбаясь, обратился Йен к Магнусу, – я бы хотел немного побыть наедине со своей бедной заброшенной женушкой.

Магнус шутливо поклонился в ответ и вышел.

– Ну расскажи мне наконец, что произошло, – сказал Йен, когда дверь за Кэмпбелом закрылась.