Убийства на фоне глянца - Алисия Хименес Бартлетт

– Пойдите умойтесь, инспектор, давайте я вас провожу.

Он за руку довел меня по коридору до женского туалета:

– Умойтесь, Петра, и вам сразу станет лучше.

Я подчинилась. Вошла в туалет и нагнулась над раковиной. Потом открыла воду и долго терла лицо. Чувство омерзения постепенно отступало. Я подняла голову и увидела в зеркале женщину – на лице у нее обозначились морщины, она была бледной как смерть, на шее остались красные полосы. Это была не я, ничего общего со мной не имели ни это опрокинутое лицо, ни эти горящие безумием глаза. Я настоящая, вероятно, находилась сейчас где-то в другом месте – красивая, спокойная, хорошо владеющая собой.

Мы с Гарсоном выпили целые литры чаю – это был обычный для нас ритуал, прежде чем мы приступали к какому-либо делу, то есть позволяли нашим нейронам хотя бы вяло начать работать. Зеленый чай, русский чай, каменный чай… Официант в этом специализированном заведении решил, что следует предупредить нас о возбуждающем действии теина, но нам было нужно именно это – немного возбуждения. Отчитавшись перед комиссаром Коронасом, я чувствовала себя безвольной, как ивовый листочек. Этот гад, вместо того чтобы поздравить нас с тем, что мы так хорошо поработали, начал долдонить про не доведенное до конца следствие.

– Но ведь осталось сделать всего несколько стежков, – неосмотрительно сказала я.

И тут он просто взбеленился:

– Стежков, сказали вы, инспектор, стежков? Двух покойников вы называете стежками? Да тут стежков осталось сделать столько, что хватит на стеганое одеяло.

– Что касается убийства Росарио Кампос, то мы должны только установить, кто был исполнителем заказа, – попыталась оправдаться я.

Плохо помню, что конкретно он ответил, но явно имел в виду наши планы на ближайшее время. Точнее, спросил, чем, черт возьми, мы намерены теперь заняться. Затем – и это было уже верхом неблагодарности и хамства – стал распространяться на тему, как дорого обходится комиссариату наше пребывание в Мадриде. Тогда я попросила, чтобы вторую половину этого дня он дал нам на выработку стратегии, и вот два часа из этой половины дня мы потратили на чаепитие.

– Ну так что мы будем делать, Фермин?

– Вы уже в состоянии шевелить мозгами?

– Успокойтесь, со мной все в порядке.

– Да ведь если плохо работают мозги, плохо сработает и все остальное.

– Вы что, вообразили себя гуру?

– Я предпочитаю начать с медитации.

– Ну так помедитируйте о том, кого мог нанять Вальдес, чтобы убрать с дороги любовницу министра.

– Ногалес, между прочим, упомянул надежного помощника Вальдеса.

– Поди тут угадай! Вальдес мог брякнуть все что угодно! Не исключено, что он сам ее и убил.

– Ох, вряд ли, не из тех он был людей. Для такого дела нужен был кто-то, кто хорошо знает уличный мир, кто имеет возможность добыть пистолет и пустить его в ход.

– Итак, мы возвращаемся к версии наемного убийцы?

– Ну, тогда ищи ветра в поле. Никогда нам его не поймать.

Гарсон попросил принести ему чаю по-арабски и стал смотреть, как в напитке поднимаются и опускаются чаинки. Зазвонил мой мобильник.

– Петра? Это Молинер. Вчера вечером я допрашивал домработницу, она призналась, что Мерчан платила ей за то, что та хранила у себя дома деньги.

– Господи, все просто помешались на деньгах.

– Перед деньгами мало кто устоит.

– А что еще?

– Я еще раз допрошу Ракель, но совершенно уверен, что она к их делам никак не причастна.

– А охрану к ней приставили? По словам Ногалеса, она тоже в опасности.

– Я передам твои слова комиссару, но он ходит злой как черт.

– Уже поняла.

– Девушка пока живет у своей тетки, я не думаю, что с ней что-то может случиться.

– Все зависит от того, кто убил ее мать и почему.

– Вернетесь-то вы скоро? Я бы хотел, чтобы ты сама кинула взгляд на наши обстоятельства.

– Когда-нибудь вернемся, Молинер, обязательно вернемся, мы вроде бы не собираемся остаться в Мадриде на всю жизнь. И уже сильно соскучились, но нужно доделать еще кое-какие дела.

Гарсон по-прежнему самозабвенно созерцал танец чаинок.

– Вот я и говорю, инспектор…

Такой зачин был мне отлично знаком – он сулил одно из великих дедуктивных умозаключений, иными словами, сулил выводы, сделанные вопреки всему, а сама будущая фраза, как правило, заслуженно могла претендовать на место в истории.

– Вот я и говорю… короче, тут мне в голову пришла такая штуковина… Мы с вами знаем только одну помощницу Вальдеса, и, кажется, единственную. Кроме того, уж она-то точно знает уличную жизнь.

– Магги?

– А другой у него и не было. Как нам сообщила директор канала, Магги была его правой рукой, тем самым человеком, кому он целиком и полностью доверял, кто выполнял любые его поручения. К тому же он дал ей работу.

– И Магги была настолько ему верна, что не отказалась бы от убийства?

– Вряд ли у нее был шанс найти другое место, кроме того, что предложил ей Вальдес. Она ведь не пошла бы официанткой в бар или ночной уборщицей. И шеф вполне мог пригрозить ей увольнением.

– Но именно Магги помогла нам выйти на Ногалеса.

– Это еще ничего не доказывает. Ногалес не представляет для нее никакой опасности. Не исключено даже, что она хотела, чтобы полиция арестовала убийцу ее шефа.

Мы обменялись понимающими взглядами.

– Против нее у нас нет никаких улик, только расплывчатый намек Ногалеса, то есть сообщника Вальдеса, – сказала я, стараясь поумерить азарт, порожденный вдруг вспыхнувшей надеждой.

– Инспектор, как показал мне долгий опыт, вы на удивление ловко умеете врать. Почему бы не попробовать еще раз?

– Врать – это не очень хорошо.

– Не очень.

– К тому же я не уверена, что от моего вранья будет какой-то прок.

– Попытка – не пытка.

– А если подстроить ей ловушку, как вы думаете?

– Смертельную?

– Магги никогда не видела Молинера, кроме того, она не знает, что уже арестован киллер, застреливший Вальдеса.

– Понимаю, что вы задумали. А может, сгодится кто-нибудь из здешнего комиссариата?

– Вы с ума сошли? Это уж никак не тот случай, когда можно включить в игру человека, к которому мы не испытываем абсолютного доверия.

– А если Коронас не разрешит Молинеру уехать из Барселоны?

– Разрешит как миленький. Речь-то идет о последнем рывке в расследовании всем осточертевшего дела. К тому же мы здесь все-таки не дурака валяем.