Отморозки: Другим путем - Андрей Земляной

– Все-таки попробуйте объяснить, Борис Владимирович, – попросил он. – Я очень постараюсь понять.

Анненков вздохнул и принялся за объяснения. К его изумлению, минут через пятнадцать-двадцать Смирнов кивнул и произнес:

– Я вам верю, господин генерал. Вы прорвете фронт. Но скажите: может быть, и нам всей армией стоит уйти в рейд по тылам противника? Такого германцы точно не выдержат…

– Не советую, – Анненков мотнул головой. – Мы можем делать до пятидесяти вёрст в день, и это не форсированным маршем, а если так, то и до сотни. Немец просто не успеет ничего собрать, как мы будем уже далеко. А вот на вас навалятся и справа и слева. Сначала отсекут от основных сил, а потом уничтожат. А если ударите по тылам, то отсекать вас будет некому. Не беспокойтесь, Владимир Васильевич: Кенигсберг мы брать не планируем. Это будет ваша победа.

– А могли бы? – взгляд командующего блеснул недоверчивой усмешкой, к которой, однако, примешивалась изрядная доля почти детской веры в сказку.

Смирнов вздрогнул, когда стоявший перед ним человек в черном мундире гусарского кроя просто ответил:

– Взять – возьмём. Да только потом не удержим, – Анненков развёл руками. – Размолотят нас там. Мясом завалят. А вот устроить праздник германцам – это мы запросто. Да так, что им вообще не до вас будет. Так что, Кенигсберг – ваша забота…

Через трое суток, дождавшись безлунной ночи, двенадцать штурмовых групп по двадцать человек в полной тишине подползли к первой линии окопов и начали кровавую работу.

Щелкнули бойками бесшумные наганы, и часовые с наблюдателями, стоявшие через каждые двадцать метров, умерли практически одновременно, не успев даже понять, что уже оказались на том свете. Черные тени перевалили через валы и ворвались в немецкую оборону, точно волки в овечью отару. В ход пошли тесаки и ножи, с покрашенными в серый цвет лезвиями, и началась полная зачистка.

Анненков напряженно вглядывался в темноту – туда, где скрывались немецкие траншеи. Пока все тихо, значит – все идет как надо. Внезапно хлопнул одинокий винтовочный выстрел, и Борис Владимирович до скрипа стиснул зубы. Но тишину ночи больше никто и ничто не нарушало, и он облегченно вздохнул.

В этот момент с разных сторон взлетели серии ракет: две красные, одна зеленая. Штурмовики докладывали: первая линия траншей захвачена…

Не глядя назад, Анненков дал отмашку рукой. Есаул Черняк выскочил из наблюдательного пункта и дал две синие ракеты. По этому сигналу первая штурмовая рота саперов осторожно двинулась к проволоке. Солдаты быстро и четко минировали заграждение, намечая двадцать проходов.

Снова в ночи взлетела ракета. Одна. Зеленая…

– Атаман, у саперов все готово, – из-за спины сказал Черняк.

– Вызови штаб, – бросил Борис, не отрываясь от бинокля. – Львова сюда на ПНП[119] вызови.

Черняк схватил трубку полевого телефона:

– Амбар? Здесь первый! Срочно второго на связь! – тут его лицо приобрело удивленное выражение, и он переспросил: – Меченый? К нам ушел? И давно?

Выслушав ответ, он дал отбой и повернулся к Анненкову:

– Атаман, в штабе говорят, что Меченый часа полтора как к нам ушел.

Генерал опустил бинокль, посмотрел на есаула, а потом выдал такую матерную тираду, что Черняк аж присел.

– Знал ведь, что этого отморозка нельзя одного оставлять! – шипел Анненков, глядя в никуда. – Начальник штаба дивизии, бык педальный, уперся со штурмовиками немцам глотки резать! Дожили, твою дивизию! Ему еще в штыковую самому сходить осталось и полечь геройски за Веру, Царя и Отечество, чтоб ему лом в жопу, раскаленным концом наружу!..

– Почему? – выдохнул Черняк.

– Что – «почему»?!

– Почему раскаленным концом наружу?..

– Что не вытащить ни х!.. – и снова бешеный мат.

Личная конвойная сотня атамана Анненкова, разместившаяся тут же, поблизости от ПНП, тряслась в беззвучном смехе. Казаки цокали языками при особо удачных пассажах и давились смехом, слушая «добрые пожелания» атамана своему задушевному дружку – полковнику Львову-Меченому…

Но Анненков ошибался: со штурмовиками Глеб не пошел. В тот момент, когда он должен был содрогаться в приступах икоты[120], Львов лежал в группе бойцов саперно-штурмовой роты. Саперный и стрелковый батальоны дивизии получили почти удивительное снаряжение – стальные кирасы-нагрудники и сферические шлемы, так что теперь Глеб лежал, закованный в броню, и сам себе напоминал эдакого жука. Хищного, разумеется. Взлетела сигнальная зеленая ракета…

– Вперед! – махнул рукой Львов и первым, пригнувшись, побежал к проволоке.

Заряды снесли заграждения, когда саперы не добежали двадцать – двадцать пять метров. Осколков не было: безоболочечный заряд весом десять-пятнадцать граммов амматола безопасен на дистанции свыше пятнадцати метров. Штурмовики ускорились, перемахнули через бруствер и горохом посыпались в траншею.

Кирасиры нового времени сменили передовые отряды и кинулись по проходам во вторую и третью линии обороны. В отличие от «застрельщиков», саперы и стрелки, носившие в дивизии название «тяжелая штурмовая пехота», были не только лучше экипированы, но и куда солиднее вооружены. Автоматы и ручные пулеметы Федорова, заряды взрывчатки на длинных шестах и тяжелые мины чуть не в пуд весом – против бетонных укреплений, огнеметы с напалмом, гранаты, пистолеты, саперные лопатки – предмет особой гордости Анненкова.

Саперная лопатка не входила в снаряжение обычного русского пехотинца или сапера, но Борис Владимирович случайно узнал, что в Россию из Англии прибыла целая партия «валлийских лопаток» – тех самых, с которых потом и скопировали лопатку для РККА, и поспешил наложить на них свою тяжелую лапу. А потом долго учил своих бойцов драться ЛМС[121], даже метать их в цель. Львов тоже не отставал, так что научились штурмовики быстро. Попробуй не научись, когда эти оба-двое требуют…

Вторую и третью линии чистили, уже не стараясь соблюдать тишину.

…Грохнули ручные гранаты, и пулемет, вытащенный немцами в переход между линиями, захлебнулся и умолк.

– На нож!

Группа штурмовиков бросилась вперед, преодолела заграждение из наскоро набросанных мешков с песком и ворвалась в третью траншею. Здесь, возле искореженного MG-08, валялись разбросанные взрывом тела. Откуда-то из-за угла грохнул винтовочный выстрел, пуля с противным визгом отрикошетила от кирасы. Глеб развернулся и дважды выстрелил туда, откуда она прилетела.

– Пригнись, командир! – И тут же над самым ухом ударила очередь ручного пулемета.