Пылающий Север - Ярослав Коваль

— Сумасшествие — пожалуй, единственный аргумент для лишения старшего отпрыска права наследования. Но и только.

— Это неразумно, мне кажется. Такую огромную власть и огромную ответственность нельзя вверять капризам судьбы. Разве кто-нибудь может гарантировать, что именно старший сын будет самым достойным наследником?

— О, один из наших императоров, если я верно помню уроки истории, захотел изменить закон о престолонаследии. Результатом стала полнейшая неразбериха и смуты, продлившиеся до тех пор, пока Империя не вернулась к прежнему закону. — Я посмотрел на изумлённого Аканша. — Чему ты удивляешься? Два разных народа, совершенно иные традиции, привычки. Иная ментальность.

— Что ж, должно быть, так оно и есть, как ты говоришь. Но мне трудно это понять. Я уже не так молод, как когда-то, и сыновей у меня хватает. Но пока я не возьмусь решать, который из них достойнее. За ними ещё наблюдать и наблюдать. А ведь на мне лежит ответственность за судьбу всего лишь небольшой части Серта.

— Ну откровенно говоря, я пока не собираюсь помирать. Посмотрим, как Яромир справится с обороной замка. А там видно будет.

— Так и принято делать в Империи, Серге.

Разумеется, новости приносило мне не только общение с сыном и замковыми сенешалями. Информацию доставляли и посыльные командиров лесных отрядов. Я цеплялся за каждую мелкую подробность, которую мне могли сообщить, должно быть, подсознательно искал в них намёк на отгадку. Откуда мне знать, что именно сможет натолкнуть на стоящую идею, и знать бы ещё, из какой области может быть эта идея? Пока я могу лишь думать и терпеть. Терпеть и ждать.

Поэтому посыльные и командиры отрядов, выяснив, что мне требуется, старались и доставляли мне любые новости, даже те, которые, наверное, в прежние времена и при прежней установке не стали бы трудиться отвозить. Одна из новостей меня сперва привела в недоумение, а потом и развеселила.

— В каком смысле — вызывает на бой?

— Чужой офицер — видно, что офицер или какой-то иной значимый человек, хотя в их форме наши наблюдатели не разбираются — сегодня вышел почти на самую опушку и потребовал схватки с нашим главным.

— В каком смысле с главным?

— Не могу знать, милорд. Да и наблюдатели, наверное, затруднились бы ответить. Они ведь понимают язык противника лишь очень приблизительно.

— Да-да. — Я припомнил, какого рода защитные артефакты раздавались дозорным партизанских отрядов. Дополнительными функциями они снабжались в первую очередь затем, чтоб разведчик мог разобрать слова, произносимые очень тихо или на большом расстоянии. Как переводчик эти предметы могли действовать лишь очень ограниченно. Ничего удивительного, если ребята через пень колоду понимали, что там кричит противник.

Мне бы самому послушать…

— Значит, — продолжил я разговор, — кто-то из их числа вызывал на бой кого-нибудь из наших. Понимаю. У меня на родине когда-то существовала подобная традиция.

— В Империи тоже. Но очень давно.

— Мне бы надо взглянуть на этого чудака. И самому послушать, что он кричит. Он выходил к самой опушке?

— Почти к самой опушке, милорд.

— И наблюдатели его не подстрелили?

— Наблюдателям сделать это в следующий раз?

— Нет, конечно нет.

— Они сперва приняли его за парламентёра, тем более что плохо понимали, чего он желает.

— Да, несомненно. И, скорее всего, тот офицер был прикрыт какой-никакой защитой от стрел, это вполне логично. Нет, мне бы нужно на него посмотреть. Если, конечно, он повторит своё приглашение.

— Это может быть уловкой, милорд, — корректно предположил один из моих телохранителей, и, оглянувшись на него, я порадовался, что рядом нет Аканша. При других он никогда не станет мне выговаривать или хотя бы намекать на это, но зато потом выскажет всё, что думает. А думает он нелестно для меня. Естественно, у него есть причины меня подозревать.

— Может быть и так. В этом случае я хотел бы выяснить поточнее, что за уловка.

— Милорд не считает это опасным?

— С чего бы? Не такие же они идиоты, чтоб предполагать, что владетель всей этой области торчит в лесу и суётся на каждое подобное приглашение? Парень наверняка звал на подраться кого-нибудь равного себе. Тоже какого-нибудь офицера. Вот и посмотрим.

— На что именно милорд хочет посмотреть?

Такой вопрос выходил, пожалуй, за пределы допустимого, и я заподозрил, что мои телохранители уже успели связаться с начальником моей охраны. Да, телохранителям позволено чуть больше, чем большинству моих людей, их можно не разжаловать и не разгонять. Можно одёрнуть или — проще некуда — сказать «нет». По факту они не могут принудить меня соблюдать правила безопасности. Это только начальник охраны может — угрозой своей отставки. Но он далеко.

— А вот я посмотрю и решу, на что же хочу посмотреть. Когда именно этот чудак объявлял свой вызов?

— В полдень.

— Видимо, у них считается, что если ты хорошенько не пропотел во время поединка, то бой — псу под хвост. Ладно. Вызывайте Манджуда, и если у него нет пациентов, требующих срочного внимания, завтра он прогуляется к краю полосы обеспечения вместе со мной. Пусть маг взглянет на бойца, желающего сразиться с кем-нибудь из наших, и скажет, какая магия его окружает.

— Это очень разумный шаг, милорд, — похвалил Ашад — и немедленно замолчал под моим взглядом. А ведь взгляд, в общем, нейтральный. Ишь ведь, чувствует кошка, чьё мясо съела!..

Поколебавшись, я решил, что выехать всё-таки лучше с вечера. В душе ещё жила надежда на то, что нерядовое происшествие, буде оно повторится, даст мысли толчок, и я всё-таки отыщу решение. Ну в самом деле, если в спину дышит отчаяние, примешься рыскать там, где бессмысленно искать подсказки.

А может быть, дело ещё и в том, что меня тяготило безделье. Разок я поучаствовал в бою и даже серьёзно помог ребятам, но по большому счёту я тут совершенно не нужен. В Ледяном сейчас распоряжается мой сын, ловко и настойчиво направляемый моими людьми, которых я подбирал двадцать лет, в замках авангарда — опытные сенешали и опять же многажды перепроверенные мною командиры. А я торчу в лесах, где стратегического обзора и размаха не будет никогда, угощаюсь солдатской кашей и ищу, чем бы себя занять.

И вот так, отчасти отвечая моим же собственным мыслям, Аканш, поймавший меня перед самым выступлением, полюбопытствовал:

— И что ты надеешься углядеть?

— Я хочу их понять. Мы до сих пор толком не знаем, что они за люди. Возникает ощущение, что они припёрлись сюда от нечего делать. Но в этом случае ребята должны развернуться на пол-оборота и потопать в обратном направлении, как только припечёт. А они всё не уходят.

— Может, не припекло?

— До жути не хочу превращать это в долгую войну на истребление. Истреблять-то будем не только мы их. Но и они нас. Да ещё крестьяне, хозяйство… Мерзко. Мне почему-то кажется, что если я пойму, что им тут надо, смогу догадаться и о том, как выдворить их прочь. С минимальными затратами сил.