Волонтер девяносто второго года - Александр Дюма

За г-ном Тьером следует г-н де Лакретель. Он пытается заменить точность красивым стилем. У него обильные эпитеты и образы почти скрывают ошибки. Однако, судите сами.

Вот что рассказывает де Лакретель о драгуне Лагаше, получившем приказ догнать Друэ, имени которого драгун не мог знать, что ему было вполне простительно, ведь первым упомянул о Друэ г-н Гюстав Невё-Лемэр, автор брошюры, озаглавленной

«Арест Людовика XVI».

«Командир принял одну меру предосторожности, которая могла бы оказаться достаточной, чтобы избавить короля от любой опасности, — пишет г-н де Лакретель. — Заметив, по какой дороге поскакал Гийом, он приказал храброму сержанту преследовать беглеца, задержать или убить его, если тот окажет сопротивление. Сержант бросился вперед с пылом истинного француза, желающего спасти короля. После часа бешеной погони он замечает жестокого эмиссара, нагоняет его и пытается своими криками остановить; но Гийом поскакал быстрее и сумел уйти от преследователя; сержант, напрасно проблуждав окольными путями, задумывается, не следует ли ему обратить против себя самого то оружие, коим он собирался сразить рокового якобинца».

Перед вами драгун Лагаш, который размышляет, не следует ли ему, подобно Бруту, упасть грудью на кинжал, или, подобно Катону, выпустить себе кишки! И это не считая той мелочи, что г-н де Лакретель заставляет своего сержанта гнаться за Гийомом, тогда как история свидетельствует о том, что он преследовал Друэ.

Пойдем дальше, но мимоходом «заденем» аббата Жоржеля, приобщив его к делу.

Аббат Жоржель превосходит г-на де Лакретеля: он арестовывает короля в Сент-Мену, вместо того чтобы задержать его в Варение.

Господин Тьер ошибается лишь в названии гостиницы; аббат Жоржель ошибочно называет другой город.

«Друэ, сопровождая любопытство своим рвением, — пишет он, — подходит к дверце кареты в половине двенадцатого ночи. Отблески света выхватывают из темноты черты лица короля, которое он видел в Версале; Друэ узнает его и арестовывает».

Далее достойный историк с чувством, делающим честь его христианскому милосердию, выражает свою «жалость к этому несчастному революционеру, к этому неуклюжему патриоту, который меньше следовал своему личному интересу, нежели своей необузданной страсти к равенству, и не понял, что, содействуя бегству короля, он покрыл бы себя славой и получил бы большое состояние».

Друэ представлен жалким типом, проявляющим бескорыстие! Здесь уже ничего нельзя понять.

За аббатом Жоржелем следует Камилл Демулен, «анфан террибль» революции, который в своей простонародной диатрибе столь же смешон и лжив, как аббат Жоржель в своей роялистской апологии.

«Великие события зависят от всяких пустяков! — восклицает он. — Название Сент-Мену напомнило нашему венценосному Санчо Пансе о знаменитых свиных ножках. Ясно, что он не мог миновать Сент-Мену, не отведав местных свиных ножек. Он забыл пословицу: Plures occidit gula quam gladius» [12] Задержка, вызванная этим лакомым блюдом, стала для него роковой».

Однако по поводу Сент-Мену можно было сказать о чем-то более серьезном, нежели о пресловутых свиных ножках. Говорить надлежало о том, что там произошло после отъезда короля.

После ареста г-на Дандуана и его лейтенанта офицер национальной гвардии, гражданин Легэ, поставил под деревьями на перекрестке улицы Маре и улицы Пост-о-Буа караул национальных гвардейцев, набранный из лучших стрелков, и отдал им приказ открывать огонь по каждому, кто въезжает в город или выезжает из него, если тот мгновенно не отзовется на окрик часовых.

Спустя несколько минут после этого приказа распространился слух о том, что гусары из Пон-де-Сом-Веля обошли город, а Гийом и Друэ рискуют попасть к ним в лапы.

Тогда г-н де Легэ потребовал двух добровольцев, чтобы отправиться вместе с ними провести на дороге разведку и выяснить, где находятся Гийом и Друэ. Вызвались два жандарма, Колле и Лапуэнт; все трое отправились выполнять задание.

В пути они встретили двух граждан из Сент-Мену: те погнались за королем на почтовых лошадях, но не могли его догнать; от них стало известно, что с гонцами ничего не случилось. Спеша сообщить эту добрую весть, они помчались обратно, и, забыв об отданном Легэ приказе, пренебрегли ответом на оклик часовых «Стой, кто идет?», стоящих в засаде.

Из засады раздались выстрелы; двое из трех всадников, Колле и Лапуэнт, были сражены пулями: один убит, другой ранен. Легэ получил несколько дробин в предплечье и в ладонь.

В тот самый день, когда король опять проезжал через Сент-Мену, должны были хоронить убитого накануне жандарма.

Прибыв в Сент-Мену, король увидел, что церковь затянута черным крепом, а погруженный в траур город готовится проводить погибшего на кладбище.

Ничего значительного по пути из Варенна в Сент-Мену не произошло. Именитые пленники вздрагивали при каждом шуме, теряя по мере приближения к городу надежду на помощь, и, въезжая в него, пребывали в глубокой подавленности.

Первое, что бросилось им в глаза, словно укор самой смерти, были похороны человека, по ошибке убитого накануне. Королевские кареты остановились, пропуская траурный кортеж. Два величия взирали друг на друга: величие монарха и величие могилы. Королевское величие признало величие смерти и склонилось перед ним.

Сент-Мену был переполнен народом. В город отовсюду сошлись национальные гвардейцы. Из Шалона они приехали или на почтовых, или в личных экипажах, или в крестьянских повозках; наплыв людей был так велик, что в городе опасались нехватки продуктов.

Среди снующих взад и вперед людей я заметил бывшего охотника из Аргоннского леса г-на де Дампьера, который ехал верхом на низкорослом коне. Узнав меня, он повернул в мою сторону, пытаясь пробраться сквозь ряды национальных гвардейцев, живыми изгородями стоявших по обе стороны королевских экипажей. Именно меня он и попробовал оттолкнуть, так как не рассчитывал встретить мое противодействие.

— Простите, господин граф, но сюда нельзя, — сказал я.

— Почему же? — спросил он.

— Отдан приказ никого не допускать к карете короля.

— Кто же его отдал?

— Наш командир, господин Друэ.

— Революционер!

— Возможно, господин граф; он наш командир, и мы должны подчиняться ему.

— Но разве запрещено провозглашать «Да здравствует король!»?

— Нет, господин граф, ведь все мы роялисты. Господин де Дампьер, сняв шляпу, высоко поднял руку, привстал на стременах и громко крикнул:

— Да здравствует король!

Король высунул голову из окошка и кивнул ему, без всякого выражения радости или благодарности на лице.