Паутина миров - Максим Хорсун

Дорогой То Нда Хо!

Возвращайся. Умоляю. Прости, тысячи раз готов это повторять. Я очень скучаю по тебе, так скучаю, что иногда не хочется жить. Если же ты не вернешься, то я не вижу смысла продолжать это пустое существование.

С надеждой,

Твой (а, вероятно, уже твоя) Ту Кун Ель-Хар».

Кровь ударила Гаррелю в роговые выросты.

Он вообще не ждал от Харреля-Но писем, а тем более – покаяний с его стороны. Похоже, Первый Ареал ждут катаклизмы: в кои-то веки Харрель-Но озаботился судьбой Гарреля и проявил инициативу, чтобы изменить ее в лучшую сторону.

Работать личным кутюрье лорда, члена Сената! Пусть этот лорд – мерзавец, тщащийся вернуть цивилизацию Арсианы в каменный век, но все равно – какие перспективы! Ведь всего-то нужно попасть в эти круга, а далее его таланта хватит, чтобы удержаться в высшем свете.

– Гаррель! Что-то ты засиделся, братец, – окликнули проходящие мимо жрецы. – До заката еще далеко. У тебя что, работы нет? Огород сам вскопается?

Гаррель понюхал письмо: бумага действительно пахла феромонами. Интересно, какая получилась самка из этого засранца? Наверняка стройная, длинноногая, с небольшой, но высокой грудью…

– Гаррель! Да что с тобой такое? Столбняк поймал? Или желаешь остаться сегодня без ужина?

Он вздохнул, аккуратно сложил письмо и сунул в карман брюк. Поплелся за опостылевшей лопатой.

Ковыряя каменистую землю, в тот день он не думал больше ни об Иных Сферах, ни о пробудившемся зле, ни о чудовищной пасти, что выворачивается-выворачивается-выворачивается…

Гаррель думал об эскизах, и существующие только в его воображении наряды оживали. А на подиуме блистал Харрель-Но… или же зеленоглазая самка, новая арсианка Ель-Хар; ее черты были размыты, словно модель носила маску из утреннего тумана.

…После ужина Гаррель остался возле рукомойников дожидаться жреца-вербовщика. Брат Ксару как назло долго беседовал с настоятелем за кружкой вина, покинул же трапезную Треклятый в дурном расположении духа.

– Чего тебе? – неприветливо бросил он Гаррелю.

Гаррель замялся. Он сотню раз мысленно проговорил этот диалог: сейчас он попросит, чтобы его вместе с Уоррелем и Оаррелем отправили назад в Первый Ареал. Брат Ксару, конечно, пожурит его за нестойкость, напомнит о предназначении. Гаррель извинится, но продолжит стоять на своем. Мол, осознал, что этот путь не для него, мол, он такой же дефективный, как те двое, которых вернут полиции. Брату Ксару ничего не останется, кроме как позволить подопечному покинуть обитель.

– Я хотел узнать… – пролепетал, опустив глаза, Гаррель. – Транспорт в Первый Ареал отправится утром?

– Нет, – буркнул жрец, подставляя руки под струю воды. – Машина ушла сегодня днем, – он повернулся к Гаррелю и сверкнул глазами. – А с чего бы этот интерес?

– Я просто спросил, – ответил Гаррель, подавая жрецу полотенце.

– Праздность – это грех, – высказался брат Ксару, на миг он задумался, затем щелкнул пальцами и добавил: – Сейчас пойдешь в храм, возьмешь метлу, тряпку, ведро и вылижешь там все. Слаба в тебе вера! Вот что меня тревожит…

Сказав это, жрец сыто рыгнул и вразвалочку удалился.

Следующим утром Гаррель собрал все эскизы, которые он нарисовал, пребывая в обители. Какие-то наброски были годными, какие-то – безнадежными.

Но куда более безнадежным было то, что он затеял.

В час, когда лучи первого, красного, солнца просочились из-за горизонта, жрецы открыли ворота. Гаррель вышел во двор, окинул напоследок взглядом еще не освещенные постройки обители, плотнее запахнул балахон и решительно зашагал в сторону белеющей свежевыпавшим снегом свободы.

Кто-то наблюдал за ним со стены.

Чужой взгляд долго жег спину, но Гаррель не оборачивался. Он шел вдоль шоссе, ломая подошвами хрустящий наст. За барьером ступенчатых гор вскипало рассветное зарево. Красный свет первого солнца смешивался с бледно-желтыми лучами второго. Но теплее не становилось: морозные прикосновения ветра обжигали, остроконечные вершины завернулись в грязную вату туч и исчезли из виду. Над шоссе сгущалась мгла, в воздухе кружила алмазная пыль мельчайших снежинок.

Когда Гаррель все-таки обернулся, обитель было уже не разглядеть. Или он смог уйти достаточно далеко, или во всем была виновата мгла, которая навалилась со всех сторон, обрезав горизонт.

Несколько мгновений он стоял, ежась на ветру и глядя назад. Потом сунул руку в карман, нащупал письмо Харреля-Но. Бумага была гладка, как кожа неопределившегося. Гаррель почувствовал тепло в груди и решил, что он пойдет дальше.

Снег падал на асфальт и не таял. Лента шоссе сужалась, все чаще ее пересекали изогнутые волны сугробов. Поземка стегала по ногам, трепала полы балахона. Хлопья забирались под капюшон и налипали на роговые выросты скул. Гаррель отряхивал лицо ладонями, перевязанными бинтами, снег таял, но вода тут же схватывалась мерзким ледком.

Через какое-то время Гаррель понял, что он бредет узким распадком, зажатым между двумя отвесными склонами. Вряд ли здесь проходило шоссе, скорее, он двигался по старому речному руслу, дорога же осталась позади. Гаррель остановился, отряхнул балахон, огляделся. Уныло завывал среди скал ветер, на камнях блистала изморозь, реальность так и норовила распасться на мириады вертлявых осколков-снежинок. У Гарреля возникло чувство, будто он уже перенесся в Иную Сферу. Просто шел себе и шел по дороге, а оказался в мире враждебном и не приспособленном для жизни арсов.

Гаррель повернул назад. Поплелся по своим следам к выходу из ложбины, полагая, что вот-вот, и он вновь окажется на шоссе. Вокруг громоздились обтесанные ветрами и водой глыбы, свет солнц едва пробивался из-за туч.

В животе у Гарреля заурчало. Он не додумался прихватить с собой даже веточку кислицы. Понадеялся, что одним махом одолеет путь. Сутки или двое быстрым шагом – и он спустился бы в долину, где тепло, где весна, где фермеры пасут ясноглазиков и готовят поля к севу. Но, похоже, Шу-Аррель всерьез рассердился на беглеца. Вряд ли кроткий и добрый бог позволит раскаявшемуся отступнику вернуться в обитель живым, скорее на новом кладбище появится свежая могила.

Гаррель разворошил снег. Мысок ботинка чиркнул по асфальту.

– Пришедшее из ниоткуда… – с облегчением пробормотал Гаррель, затем хохотнул и договорил: – Влекущее в никуда…

Он привалился спиной к глыбе, перевел дух. Поглядел в ту сторону, где, как он думал, находится обитель. Снежная круговерть шла на убыль, хотя мгла по-прежнему стелилась над землей.

– Вернуться бы… – сказал Гаррель и улыбнулся; обветренные губы кровоточили, во рту появился привкус железа. – Вернулся бы, То Нда Хо… – ласково проговорил он, глядя в серое зыбкое небо. – Вернись, кроха, вернись, неопределившийся сученыш. Вернись, ведь у тебя там ничего так и не выросло, – он ударил кулаком по камню за спиной. – Вернись, а братцы проверят, выросло у тебя что-то, или ты по-прежнему ходишь с розовой личинкой в штанишках, бесхребетный кусок дерьма ясноглазика…