Контракт на невинность - Анна Шварц

— Я не знаю, что на него нашло, — рассказывает мне следующим утром по телефону Ляля, а я чищу тем временем зубы перед зеркалом, — он взбесился, а потом выкинул вообще все твои вещи в подъезд.

Паста попадает мне в горло, когда я глубоко вдыхаю, чтобы заорать “Что?!!”, и я сипло закашливаюсь. Откладываю телефон, поставив его на громкую связь, пока сестра что-то там болтает, и пытаюсь отдышаться, выплевывая остатки мятной слюны.

— Ева? Ева?!

— Я тут, — издаю я со стоном, — ты пошутила, надеюсь? Там мои вещи, часть моих документов! Альбомы с фотографиями мамы!

— Он все выкинул. И сильно кричал. Я боялась, что он снова пойдет и начнет пить, — у сестры извиняющийся тон, словно она сделала что-то плохое, а не отец.

Я закрываю глаза, чувствуя, как кружится голова. Потом провожу пальцем по экрану, сбрасывая вызов — сил говорить нет. Ну что, черт его побери… ну что происходит?! Я не понимаю отца. Совершенно. Вероятно, это становится последней каплей, переполнившей чашу моего самообладания — и она проливается. Моими слезами.

Хлопает за спиной дверь. Сквозь слезы в отражении я вижу Камиля — он заходит в душевую кабинку в чем и спал… то есть, без всего. Спустя секунду начинает шуметь вода. Он что, даже ничего мне не скажет?.. А, черт, я стою к нему спиной и с щеткой в руках. Конечно, он думает, что я чищу зубы и не могу разговаривать.

— Камиль, — произношу я. Голос звучит глухо из-за забитого носа, — можешь отвезти меня к дому отца?

— Плачешь, что ли? — я слышу короткий смешок, будто бы это кажется очень веселым Камилю — плакать.

— Да. Отец выкинул вещи, которые мне дороги.

Он молчит в ответ. Я вздыхаю, решив, что ему немного плевать на все эти дурацкие семейные разборки, умываюсь, полощу как следует рот и закрываю воду. Камиль тоже выходит из душа, обмотав полотенце на бедрах в тот момент, когда я поворачиваюсь к нему. Я закусываю губу, поймав себя на мысли, что мокрым он выглядит отпадно и тут же ойкаю — кое-кто прикусил ее ночью так, что до сих пор болит.

— И эти вещи стоят твоих рыданий? — интересуется он, — я пошлю кого-нибудь, чтобы забрали их, если еще не растащили бомжи.

Камиль, видимо, на автомате хлопает себя по боку, пытаясь достать телефон. Уголок его губ внезапно изгибается в улыбке. Ироничной.

— Хотел позвонить Хазару, потому что он о тебе знает подозрительно дохрена и живет там же, где и ты. Но вспомнил, что он сейчас слишком далеко. Жаль.

— Смешно, — я фыркаю, — он, кстати, надолго… уехал?

— Зачем тебе это? Хочешь дождаться?

— Нет, — я хмурюсь, — ты что, до сих пор ревнуешь к нему?

— Вряд ли, — Камиль приподнимает бровь, — пройдет много лет, прежде чем он вернется. Подозреваю, что ты уже выйдешь замуж и родишь кучу детей к тому времени, — я тут же прищуриваюсь, услышав его "выйдешь замуж". Я и так замужем. За ним. Он что, собирается развестись? Но Камилю плевать на мое выражение лица, потому что он его не замечает, продолжая говорить. — Он, ко всему прочему, взял на себя то убийство, с которым полиция хотела докопаться к тебе. Кстати, я решил не позволять ему быть благородным и заплатил еще и за это. На всякий случай говорю. Чтобы он не решил тебе ссать в уши спустя десятки лет.

— Боже, — вырывается у меня пораженным выдохом. Я пытаюсь подобрать слова, — но ведь он и убил того ублюдка. По факту это он и сделал, а не я. И у полиции не было доказательств…

— Да, он мог не говорить об этом. Но не хотел, чтобы у меня остался шанс тебя шантажировать.

— А ты собирался меня шантажировать?

— Нет, — усмехается Камиль, — я уже забыл про тот случай. У тебя сейчас слишком радостное и вдохновленное лицо. Лучший подарок для девушки — отсидеть за нее срок, да?

— Иди ты, — восклицаю я, передернувшись, — у тебя странные шутки. Я пойду лучше приготовлю что-нибудь поесть, — пробормотав это, я направляюсь к двери. Чувствую себя я странно. С одной стороны, я действительно рада что с ублюдком Витей все разрешилось и что эта тема больше не будет меня беспокоить. С другой стороны, поступок Хазара и Камиля слабо укладывается в голове. А перед Хазаром я вообще теперь буду чувствовать себя неуютно. Думать, что лучше бы мы больше никогда не встретились — так отвратительно с моей стороны, после всего, что он для меня сделал, но глубоко в душе я на этот исход надеюсь.

— Эй, Ева, — окликает меня Камиль, — я отправлю кого-нибудь за вещами и их обязательно откопают. Я скажу, чтобы обыскали всех бомжей в округе. Тебе необязательно ехать.

— Я собираюсь ехать не только из-за вещей, а из-за отношения отца, — произношу я, притормозив и схватившись за ручку двери, — он ведет себя мерзко. Честно говоря, я прошла через ад, пока он напивался и пытался в моменты проблесков наладить свою жизнь. А теперь он делает вид, словно… — я заминаюсь, — словно ничего не было и он имеет право мне приказывать, как жить. Но если бы не было меня и Хазара — он бы не вылез со дна, на которое упал. Я хочу сказать ему все, что о нем думаю.

— Забудь, — произносит Камиль, и я поджимаю губы, — слышала выражение “делай добро и бросай его в воду”? Жизнь слишком короткая, чтобы тратить даже десять минут на таких людей, как он.

— Я…

— Он никогда не станет тебе благодарным. Не пытайся.

— Я, все-таки, хочу с ним поговорить, — упрямо произношу я, хотя, в словах Камиля есть зерно истины.

— Твое дело. Но для начала ты съездишь на обследование, — следует ответ и я, вздохнув, ухожу из ванной комнаты. Еще и это. Черт. Будто бы мало мне нервов!

***

— Камиль, я боюсь, — произношу я, когда он отвозит меня к клинике, куда записал меня на обследование, не дав даже позавтракать как следует, — давай не будем?

— Давай-ка топай, Ева, — он абсолютно безжалостен и сегодня ко мне. Его тон не настраивает на споры, но мне так страшно обследоваться, что руки трясутся.

— Лучше не знать, что у меня что-то не в порядке и доживать спокойно отведенное время, — бормочу я и ошалело чувствую, как Камиль дает мне легкий подзатыльник. Так, мазнув пальцами, совершенно не больно, но обидно, — за что?!

— За хрень, которую ты порешь. Ты сильно ошибаешься.

Камиль отстегивается и выходит. Я смотрю, как он обходит машину, и мне хочется убежать на заднее сиденье от него. Он резко открывает дверь с моей стороны, схватив за плечо и вытаскивая на улицу. Ай-ай-ай. Ай-ай.

— Это нечестно, — завожу я ту же пластинку, что и вчера, — теперь ты будешь знать о моем здоровье все, а я о твоем — ничего.

Он пихает меня ладонью в направлении входа в клинику.

— Тебе двадцать лет, звездень ты мелкая, — произносит резко он. Берет под локоть и ведет решительно к ступенькам, — а ты стремишься отбросить коньки раньше времени.