Любовь колдуна - Галия Злачевская

К сожалению, с идеей коллективного внушения скоро пришлось расстаться. Слишком ясно стало с первых же сеансов, что мыслительные усилия Павла не оставляли следов на растении и даже мешали Грозе. У Грозы результаты были лучше, однако и ему не удавалось погубить весь картофельный куст. Можно было обнаружить почерневший лист, подгнивший клубень, однако само растение оставалось хоть и раненым, но живым.

– Неплохой результат, однако это не то, что нужно мне! – повторял Трапезников, а Гроза оправдывался:

– Да я никак не могу найти, где у него эта самая «трепещущая точка»! Чувствую ее везде: в стебле, листьях, клубнях, черешках… Вот и получается ни то ни сё.

– Ничего, – сказал Николай Александрович. – День ото дня будет получаться все лучше. Кроме того, спешу тебя успокоить: у человека punctum saliens определить легче.

Ничего себе, успокоил…

– Мы будем убивать людей?! – в один голос вскричали Павел и Гроза.

– Молюсь, чтобы этого не понадобилось, – серьезно ответил Николай Александрович, – однако ничего нельзя исключать!

Павел взглянул на него неожиданно заблестевшими, азартными глазами…

Занятия продолжались, причем чем дальше, тем больше увлекали Павла. Он стал необычайно сосредоточенным и даже гулять теперь уходил отдельно от Грозы. Иногда возвращаясь очень поздно и поглядывая на Грозу и Николая Александровича с каким-то странным, затаенным выражением, словно узнал что-то, неведомое им. А наутро работал с особенным ожесточенным старанием, и это начало давать результаты. Возможно, он повторял утренние уроки по вечерам в одиночестве. Уверенности в своих силах у него появлялось все больше. Листья на кустах, с которыми он работал на чердаке, никли, обвисали однако пока лишь на то время, когда находились под воздействием свирепых посылов Павла. А вот у Грозы упоминание о том, что, возможно, придется убивать людей, отбило всякую охоту вырабатывать навыки уничтожения.

– Этак Павел скоро тебя обойдет! – часто повторял Трапезников, надеясь пробудить тщеславие Грозы, но толку не было.

В один из дней в самом конце августа Трапезникову с утра принесли телеграмму. У него сделалось странное выражение лица, когда он ее читал, какое-то обреченное… Впрочем, он ничего никому не сказал, и день пошел своим чередом: Лиза уехала, Гроза и Павел поднялись на чердак. Но после обеда, когда Лиза вернулась, Николай Александрович вдруг попросил Павла съездить на почту.

– Я совсем забыл, что мне нужно отправить три очень важных письма в Москву, – пояснил Трапезников. – Сделай милость, Павел, окажи услугу. Но смотри, чтобы на почте в это время не оказалось никаких «товарищей». Ну, ты понимаешь. Если там будут посторонние, лучше не входи, подожди. Если задержишься, не страшно – главное, сделай, как я прошу.

– Конечно, – ответил Павел, сразу приняв заносчивый вид и явно гордясь, что такое важное поручение Трапезников доверил именно ему, а не Грозе. – Я все сделаю как надо.

– А ты, Гроза, пойдешь в лес, – продолжал Николай Александрович. – За цветами.

Павел презрительно ухмыльнулся. Гроза растерянно хлопнул глазами.

– Мне нужна Glechyma hederocea, – сказал Николай Александрович. – Помнишь, что это значит?

– Будра плющевидная, которую в народе зовут ползучкой, или собачьей мятой, – отчеканил Гроза, как на уроке латыни.

– Прекрасно. Мне нужны будут корни и листья самых свежих, крепких растений. Собери десятка полтора, чтобы было из чего выбрать для порошка проклятия. Собственно, мне также понадобится земля с кладбища, но я ее приготовил заранее. Есть у меня и сера, и кайенский перец, и змеиная кожа.

Гроза мигом вспомнил найденный на чердаке омерзительно сухой, выцветший змеиный выползень.

Сера? Собачья мята? Земля с кладбища?! И вдобавок – змеиная кожа!

Ах да, еще кайенский перец… и все это для порошка проклятия…

Павел жадно смотрел на Трапезникова:

– Это… это для…

– Когда я сочту нужным вам все объяснить, друзья мои, я это непременно сделаю, – с легкой насмешкой проговорил тот.

Гроза взглянул на Николая Александровича с сомнением. Не верилось, что все это говорится всерьез, настолько был он весел и оживлен. А Лизу, казалось, ничуть не удивили слова отца.

Павел взглянул на нее и вдруг насторожился.

– А Лиза? – спросил он с откровенной ревностью. – Она тоже пойдет в лес с Грозой?

– Нам с Лизой предстоит очень серьезный разговор, – строго ответил Николай Александрович. – И он не предназначен для чужих ушей. А теперь за дело, господа!

Павел поджал губы, но спорить не стал. Накачал шины велосипеда и уехал.

Гроза побрел по улице.

Он чувствовал себя несколько обиженным. Понятно, что Николай Александрович просто-напросто хотел удалить их с Павлом из дома на время разговора с Лизой. Но зачем такие сложности? Как будто нельзя было просто попросить их уйти!

Ну ладно. Ему дано поручение – и он его исполнит.

Значит, Glechyma hederocea…

Гроза никогда не замечал, что этой травы с кругленькими, как бы кружевными лепестками и мелкими лиловыми цветочками вокруг так много. Ее можно было увидеть чуть ли не под каждым забором. Однако он не стал собирать ее при дороге – прошел в лесок. Лето уже заканчивалось, а он только сейчас заметил, как чудесно в лесу… Да, чудесно, чудесно просто бродить, смотреть, как трава стелется под ноги, ощущать тишину, затаившуюся между белых березовых стволов, вдыхать тонкие лесные запахи, еще полные жизни и зрелости, хотя к ним уже примешивался пряный аромат увядания. Первые золотые пряди мелькали в березовой листве, цветы никли от тяжести собственной перезрелой красоты, кроваво краснел шиповник… Вдруг пронесся студеный ветерок, упали первые капли дождя…

Странное ощущение было у Грозы! Казалось, будто жизнь приближается к неведомому рубежу.

Эта телеграмма, которая пришла утром… Она что-то значила… Но что?

Гроза взволнованно выдрал целую охапку собачьей мяты, почти не глядя, что делает, и поспешил домой.

Лиза и Николай Александрович еще не выходили из кабинета.

Гроза сел на террасе, рассеянно перебирая траву и не зная, что с ней делать.

Появилась Нюша:

– Давай траву вымою, Митенька. – Она всегда называла его только по имени, говоря, что прозвище его больно страшное. – Да и посушить ее потом надо чуток, чтобы годная к делу была.

– Откуда ты знаешь? – удивился Гроза.

– Эх, милый ты мой! – вздохнула нянька. – Я ж сколько лет у нашего барина служу… Небось всякому научилась. Только вот колдовать не умею. Все, что у меня было, Евгения Дмитриевна отняла.

– Кто? – изумился Гроза. Но тут же вспомнил: – Ах да, Евгения Дмитриевна! Это бабушка Лизина, да? Николай Александрович рассказывал, она обладала великой силой.