Сон о принце - Эсфирь Серебрянская

пройти в деревню. Ее голос бурлил от возмущенно-требовательных интонаций. Но мужики стояли на своем твердо.

В основном ей отвечал стоявший в середине, выглядевший постарше остальных. Он еще временами снисходительно кривил губы, от чего его куцая бороденка забавно дергалась, словно указывая на дорогу, ведущую в обход их селения. Худощавый мужик слева, часто потирал небритую щетину на подбородке. Если б не чуйка, то я решила, что он не шибко уверен в своих словах. На самом же деле его жутко мучило чесучее кожное раздражение. Однако его голос оставался ровным и спокойным. Последний, самый низкий и самый бородатый в основном молчал, ароматизируя поддержкой остальных.

Я же сидела с Тимкой в сторонке, лениво следя за эмоциональным фоном, и ждала, пока девчонка окончательно заведет переговоры в тупик. Невольно тянуло пофилософствовать на тему столкновения воспитания с реальностью. Типа выросла девочка в уверенности, что она богиня, и все должны слушаться, а тут вот, пожалуйста, мужичье какое-то, имеющее свое представление о прекрасном. Может у них религия другая… Кстати, это неплохой вариант их сопротивления. Поскольку у всех троих по одинаковой серьге в правом ухе, и запах не то чтоб брезгливости, а как бы нежелания общения. Чем-то напоминает мои ощущения, когда очередной переполненный тестостероном чел пытался завлечь меня на суперкрутые соревнования по руко-ного маханию. Или просто их неприятие речей Йискырзу дает такой эмоциональный окрас отторжения.

В любом случае гибкость в восприятии отсутствует у всех участников беседы. Хотя девчонку я виню в гораздо большей степени. Казалось, после столкновения с бандюгами должна понять, что вся ее барская божественность – просто яркая картинка, которая может быть смята и выброшена в любой момент. Уже ведь побывала или почти побывала в роли простой самки. Даже не для родопродолжения, а для удовлетворения желаний. А уж после чуть ли не недельного мотания по тропкам и дорогам с воющем от голода животом и сухим от жажды горлом, вполне можно скатить свое самомнение ближе к основанию пищевой цепочки. Ну, хотя бы ради сыночка. Так нет, по-прежнему парит высоко. Однако мужикам ее самомнение до одного места – уступать не собираются. И я бы их, безусловно, поддержала, если б волею судьбы не оказалась в противоположном лагере…

Отвязав от рюкзака трофейные сапоги, встаю на ноги и решительно подхожу к спорящим. Оттесненная в сторону Йискырзу замолкает, обдавая чуйку пожаром возмущенного удивления. Ну и пусть. Сейчас она не героиня моего романа. Все внимание на носителей одинаковых сережек. В них на фоне мрачного негативизма легкий запах веселого любопытства. Причем у всех троих, правда, в разной концентрации. Ну как же, ученая дикарка-обезьянка заговорила – сейчас потешит выступлением. Ладно, начинаем шоу.

Поднимаю сапоги на уровень их глаз. Те же твердокаменные физиономии. А вот запах эмоций изменился. Тот, что справа, хотел бы примерить, в центре – настороженно ждет дальнейших действий. У левого бурный профессиональный интерес. Может он сапожник? Сую сапоги, к неудовольствию крайних, в руки среднему. Тот хочет вернуть обратно. Убираю руку. Тогда он демонстративно ставит сапоги на землю передо мной. Крайние пахнут уважением к отказавшемуся. Может, надо было дать сапожнику или другому, внося диссонанс в их спевшееся трио? Или авторитет среднего так велик, что не помогло бы? В любом случае теперь надо именно с этим авторитетом работать.

Показываю на Тимку и говорю «Есть-пить» по-местному. Не понимают. Жуткий язык! Поворачиваюсь к попутчице. Опять «Есть-пить». Эта мое произношение уже научилась понимать, повторяет следом за мной… Издевательство, ведь я то же самое сказала, но вот ее понимают. Ладно, главное понимают. Опять показываю на курлычущего Тимку, опять «есть-пить» и ногой подвигаю сапоги к авторитету. Вот теперь мне четко видно, что товарищ разобрался в условиях моего предложения. Скривил губы, сложил руки на груди, и, подвинув сапоги обратно, сказал что-то, вызвавшее словесное возмущение Йискырзу и эмоциональное одобрение у его компаньонов. Вот только со мной номер не пройдет! Я же чувствую твою неуверенность. Человек-то ты неплохой, просто марку держишь. Надо просто как-то пробить показную черствость, добудить доброту и милосердие. А если показать, как он жесток?

Хватаю его за рукав и со словами – «Нет есть-пить» наношу… имитирую удар его рукой по Тимкиной голове. Мужик пытается высвободиться, но я крепко вцепилась. И снова «Нет есть-пить», и дергаю, пытаясь показать удар. Испуганный малец заплакал, мамаша рвется к сыночку, авторитет, резким рывком все же высвободившийся одежду из моего захвата, в раздражении и растерянности, сапожник вылупился, словно перед ним разыгрывается спектакль, правый лихорадочно ищет способы разрешения ситуации. От твердокаменности ни у кого и следа не осталось. И кажется, это хорошо. Теперь сущая «мелочь»: повернуть весь их эмоциональный бедлам в нужную мне сторону. Без слов. Жестами.

«Great. Просто great», – стучит в мозгу Валеркина присказка. Всего-то и надо пару слов сказать, чтоб прислушались к сердцу, что просим малость… Хм…

Хватаюсь за мочку правого уха, затем кладу руку на сердце. В мужском трио сильнейшее смятение, а я, сводя вместе большой и указательный пальцы, показываю крошечку-малость и провожу этой крошечкой линию от своего сердца к Тимке.

Молчание.

Опять берусь за ухо. Мол, прислушайтесь к сердцу… И тут осознаю, что именно на правом ухе у суровых товарищей висят серьги… Вот и гадай теперь, как они восприняли мое выступление. Стоим теперь глазеем друг на друга.

Первым отмирает сапожник. От его слов двое других испытывают явное облегчение, хотя авторитет не хочет этого показывать и как бы задумчиво говорит ответ. Теперь уже подключается правый… знать бы еще, о чем речь. Единственный ориентир девчушкины эмоции. Вроде бы они положительные, если, конечно, отбросить весь негатив, связанный с уязвленным самомнением. Вот не раздувала бы она его излишне, тогда б и легче жилось, причем не только ей. Однако мне актерских способностей не хватит для объяснения-вразумления. Да и не будет красотка меня слушать. Это же она занимается приобщением дикарки к цивилизации, а не наоборот. К тому же у нее еще не развеялся всплеск самовосхищения после утреннего «куриного» приключения. Ее даже отсутствие моих восторгов не смутило. Хотя надо признать, меня сильно шокировало, как тонко-хрупкие девичьи ручки могут ловко обращаться с огромным тяжелым револьвером. У меня наверно глаза как блюдца были, когда в ожидании супчика, девица нежными изящными пальчиками ловко разобрала, прочистила и собрала оружие. Ее неожиданным умениям действительно можно было бы восхищенно поаплодировать, если б не одно существенное «но» – запах ее эмоций. Она ведь, услышав шум, бросилась защищать не попутчицу и уж тем более