Рыба фугу по-русски - Светлана Богданова

— Хм, — хмыкнул Шурик, — у меня есть выбор?

— Уже нет! — отрезала Ангелина.

— Вы случайно не инквизитором работаете, а то я, знаете ли, не мазохист, — сострил Боровиковский.

— И не надейтесь на бесплатное наслаждение, — поддержала она его шутку и выложила на стол портрет отца Константина в Катином исполнении и фотографию студенческой группы с четой Клячко и Угловым. — Вам знакомы эти люди? — без предисловий, в лоб выпалила Ангелина.

— Черт побери! — взревел Боровиковский, взяв в руки фотографию. — Это кому же взбрело в голову протыкать мое лицо?

— Не лицо, а изображение, — отважно поправила его Ангелина. — И, конечно же, это сделала не я…

— Спасибо и на этом, — Шурик снова отер платком свою лысину и шею.

Да, в принцы это потливое громоздкое ископаемое явно не годилось, хотя импозантности и форса у Боровиковского было в избытке. Про таких, как он, обычно говорят: «кошелек с ушками». И некоторые сорта дамочек предпочитают именно этот тип, считая наличие денег главным достоинством современного мужчины. Рядом с Боровиковским любая мало-мальски смазливая мордашка выглядела бы королевой красоты.

— Давайте выпьем, Ангелина Станиславовна, — неожиданно предложил Шурик. — Рюмка коньяка перед обедом оказывает на организм чрезвычайно благотворное воздействие.

— Выпейте за мое здоровье, — разрешила она, видя у Боровиковского патологическую необходимость в допинге. — Но я не могу составить вам компанию, я за рулем…

Он встал из-за стола, и Ангелина отметила, что, несмотря на внушительные размеры Шурика, его походка была легкой и грациозной. В дорогом костюме, отлично сидящем на его фигуре, Боровиковский дефилировал по кабинету, как породистый, слегка отъевшийся, павлин.

Подойдя к небольшому бюро, вырезанному из красного дерева, он приподнял крышку. Там, где у нормальных людей находились письменные принадлежности, у Шурика выстроилась батарея разнокалиберных штофов, бутылок и рюмок. Ангелина улыбнулась, ей импонировало оригинальное чувство юмора Боровиковского.

Выбрав из множества бутылок пузатую коньячную, Шурик налил полстакана, махом опрокинул его и закусил тонким ломтиком лимона. Ангелина невольно сглотнула слюну, вспомнив вкус вчерашнего дареного коньяка, тайком оприходованного Голубевым.

От внимания Боровиковского не ускользнуло ее едва уловимое телодвижение.

— Может быть, все-таки плеснуть пятьдесят капель?..

— Нет-нет, — категорически отказалась она.

— Не буду настаивать, — расслабился Шурик, налил еще полстакана, забрал из бюро блюдце с лимоном и вернулся в кресло, продолжая, уже не спеша, смаковать коньяк. — Итак, сударыня, я готов к допросу, — лицо Боровиковского излучало благодушие, и сам он стал походить на плюшевого симпатягу-мишку.

У Ангелины возникло непреодолимое желание сказать ему какую-нибудь гадость.

— Вы пьете так же красиво, как и ваша жена, — сделала она двусмысленный комплимент.

Боровиковский чуть не поперхнулся.

— Что-то я не припомню, чтобы Стелла когда-нибудь упоминала о вас. — Он откашлялся и отставил стакан в сторону. — Давайте перейдем к делу, я, видите ли, режим соблюдаю и обедаю в строго определенное время. Будьте любезны, поясните, зачем вы ко мне пожаловали? Вы шантажистка? Не очень-то похоже… Хотя, что я смыслю в шантаже? Я так далек от подобных вещей! — Плюшевый мишка внезапно исчез, из-под благодушной маски выглянула личина зубастого хищника.

— А вот Константин Углов считал, что эти азы отработаны вами еще на студенческой скамье, — намекнула гостья.

— Ангелина Станиславовна, дорогуша, — сквозь зубы процедил Боровиковский. — Коммерция — великое искусство, и не каждому дано стать мастером, тут надобен талант! Костик Углов однажды изобрел весьма полезную микросхему, но единственное, что бы он без меня осилил — это изготовление запчастей для своих друзей и знакомых. Я поставил дело на поток, я организовал совместный бизнес и наладил сбыт и прокопал русло для денежной реки. Но Костику этого показалось недостаточно: он решил, что облагодетельствовал меня и потребовал в качестве компенсации за свой каторжный интеллектуальный труд мою жену. Я, естественно, отказал ему и в дружбе, и в доме. Тогда Костика охватил праведный гнев, и он настрочил на меня донос в соответствующие органы. Он не учел одного: в то время я уже освоил все входы и выходы в бюрократической системе и заручился поддержкой многих влиятельных чиновников. Брат моей первой жены как раз работал в этой системе, и от него я получил информацию о коварстве Углова. Костик готов был утонуть, лишь бы утянуть меня за собой на дно. Что мне оставалось делать? Я обанкротил собственное предприятие собственными же руками…

— Допустим все так, как вы рассказали, — предположила Ангелина. — Допустим! И вы, такой благородный человек, были невинно оболганы бывшим компаньоном Угловым, тщетно соблазнявшим вашу жену… Но чем вы тогда объясните тот факт, что узнав о болезни Ларисы, вы с ней развелись и женились на Стелле, и чтобы избежать возможных обвинений, даже сменили фамилию — Клячко на Боровиковский?!

— Я объясню это людской подлостью и завистью, — высокопарно изрек Шурик, морщась от положенного на язык лимона. — Моя покойная жена Лариса была редкостной красавицей, мир ее праху. А Стелла, вы видели, так себе — холодная крашеная кукла. Смой с нее косметику, напугаешься до икоты. Неужели вы думаете, что я мог променять красивую, обожающую меня женщину на это рукотворное номенклатурное дитя? Упаси Господь! К сожалению, мне не удалось скрыть от Ларисы результаты ее обследования. Не помогли ни уговоры, ни клятвенные обещания любви до гроба, она сама ушла от меня, чтобы не быть мне обузой. Она была крайне гордой и безжалостной, никогда никого не жалела и не позволяла никому себя жалеть. Мы с ее братом устроили ее в лучшую клинику, снабдили лучшими лекарствами, наняли лучших врачей, но она была максималисткой, ей нужно было все или ничего. Помните, как в древней Спарте сбрасывали в пропасть хилых младенцев… Так и Лариса сочла, что природа ее выбраковала, и приняла данный приговор безапелляционно и стойко… Вам сложно в это поверить, но она и со мной бы так поступила, если бы я оказался на ее месте. А этот назойливый болван Углов донимал ее своими стенаниями и мольбами до последней минуты. Она гнала его, мы отлавливали его в больнице и выставляли прочь, но он всеми правдами и неправдами прорывался к ней, как фетишист к обожествляемому им кумиру… А со Стеллой, вернее с ее отцом, меня свел, опять же, Ларисин брат…

— С какой целью? — усомнилась Ангелина. — Вы женились вторично, когда ваша жена была еще жива…

— Это уже ничего не меняло! — повысил голос Боровиковский. — Я поддерживал Ларису до конца, но свое участие не афишировал, чтобы гордячка не заподозрила мое вмешательство и не отвергла мою помощь. А женитьбу на Стелле она одобрила, дав мне благословение на второй брак. Это по ее просьбе я назвал сына Сашей, а если бы родилась девочка, я назвал бы ее Ларисой. Она очень любила меня и, прощаясь, сказала, что была со мной по-настоящему счастлива!