Холокост. Новая история - Лоуренс Рис

Бойня в Яссах стала своего рода прологом. Во время войны с СССР на бывшей румынской территории Бессарабии и Северной Буковины были убиты более 100 000 евреев. При этом румыны проявляли такую жестокость, что даже у немцев это подчас вызывало недоумение. Есть свидетельства недовольства генерала фон Шоберта и даже командира айнзатцгруппы 10А24. Важно отметить, что основной удар пришелся на евреев, живших на территориях, только что «освобожденных» от власти Советов: в этом случае для убийц одним из главных факторов была осознаваемая ими связь между евреями и большевизмом.

Начало военных действий против Советского Союза имело последствия и для деятельности концентрационных лагерей. Вернее, война стала их новым этапом. 2 июля 1941 года Гейдрих подписал директиву для айнзатцгрупп, действовавших непосредственно за линией фронта: всех комиссаров — советских политработников надлежит уничтожать немедленно. Конечно, не каждого комиссара можно было идентифицировать сразу после пленения. Кто они такие, порой выяснялось уже после того, как политработники оказывались в лагерях для военнопленных, далеко от территории действия айнзатцгрупп. Перед нацистами встал вопрос: как наиболее эффективно расправиться с комиссарами, выявленными среди сотен тысяч советских военнопленных? Они его решили — в концентрационных лагерях началась акция под кодовым названием 14f14.

В июле 1941 года в Освенцим были переправлены несколько сотен советских политработников. Казимир Альбин, польский заключенный этого лагеря, вспоминает, что они были в форме, но не в обычной солдатской, а в офицерской, сильно изорванной. «Все эти люди были небриты и чрезвычайно измождены. У меня сложилось впечатление, что они находились в очень тяжелых условиях. И выглядели они не как простые солдаты, они выглядели как люди с образованием»25. Трудиться их отправили в гравийный карьер рядом с главными воротами. «Их постоянно избивали, — свидетельствует Казимир Смолень, еще один польский заключенный. — Все время слышались крики. Кричали эсэсовцы, кричали капо, кричали сами узники»26. Работали в карьере с раннего утра до поздней ночи без передышки. Если чьи-то движения замедлялись, человека жестоко избивали или вообще могли застрелить. «Через несколько дней, — говорит Смолень, — им приходил конец. Они умирали в страшных муках. Это было как в фильме ужасов, но такой фильм никогда не покажут».

Советских комиссаров отправляли и в другие концентрационные лагеря, и там охранники изобретали свои собственные способы выполнения директивы РСХА. В Заксенхаузене эсэсовцы, например, сначала заводили прибывших к ним политработников Красной армии в специально оборудованный барак и приказывали раздеться, якобы для медицинского освидетельствования. Потом обнаженных людей по одному вводили в помещение, похожее на кабинет врача. Их бегло осматривал эсэсовец в белом халате — на самом деле его интересовало исключительно наличие золотых коронок. Затем приказывали идти в другой кабинет и встать к ростомеру. В этот момент в стене открывалось окошко, и из него производился выстрел в затылок. Капо оттаскивали тело, быстро смывали кровь, и тут же на пороге появлялась следующая жертва. Чтобы заглушить звуки выстрелов, на этом конвейере смерти во время его работы звучала громкая музыка.

На уничтожение одного человека у эсэсовцев уходило несколько минут. В 1941 году за десять недель так были умерщвлены тысячи советских военнопленных27. Конечно, узники Заксенхаузена обо всем этом знали. После войны была обнаружена записка одного из них, датированная 19 сентября 1941 года: «Только что стало известно, что в лагерь привезли еще 400 солдат и офицеров Красной армии. Мы все под тяжелым впечатлением от того, что с ними происходит. Уже погибли больше тысячи человек. Мы ничем им не можем помочь…»28

Одновременно с истреблением советских комиссаров в концентрационных лагерях началась акция 14f13, подразумевающая умерщвление тех, кто уже не мог работать. Таких заключенных переправляли в центры эвтаназии. Вечером 28 июля 1941 года около 500 еле живых узников Освенцима погрузили в состав, следующий в Дрезден. Охранники цинично сказали, что им предписано укрепление здоровья. «У людей появилась надежда, — вспоминает Казимир Смолень, который был свидетелем всего этого. — Поистине надежда умирает последней…»29 Заключенных доставили в Зонненштайн и отправили в газовую камеру. Это были первые узники Освенцима, отравленные угарным газом. Выбрали их не потому, что они являлись евреями, а потому что были истощенными и не имели сил, чтобы работать дальше, и погибли эти несчастные не в Польше, а в Германии.

Спустя несколько дней, в августе 1941 года, программа Т-4 оказалась под угрозой. С резким осуждением практики эвтаназии выступил Клеменс фон Гален, епископ Мюнстера, и это, безусловно, одно из самых известных проявлений сопротивления в истории Третьего рейха. В своей проповеди, прочитанной в мюнстерском кафедральном соборе, фон Гален сказал: «Мы уже несколько месяцев получаем сведения, что из психиатрических больниц и домов призрения по приказу из Берлина в принудительном порядке увозят душевнобольных пациентов, которые страдают своим недугом уже долгое время и, возможно, представляются неизлечимыми. Как правило, вскоре после этого родственники больного получают извещение, что он скончался, тело кремировано, и они могут забрать прах. В обществе царит практически полная уверенность, что эти многочисленные случаи внезапной смерти душевнобольных происходят не сами по себе, а в результате умышленного убийства. Таким образом реализуется концепция, что можно прерывать так называемую неценную жизнь, то есть убивать ни в чем не повинных людей, если считается, что их жизнь больше не представляет ценности для народа и государства»30. Епископ страстно восклицал: «Здесь речь не о машинах, не о лошади или корове, чье единственное предназначение — служить человеку, производить для него товары! Это машины можно сломать, это животных можно пустить под нож, если они больше не выполняют свое предназначение. Нет, речь о людях, о наших ближних, наших братьях и сестрах! О бедных людях, о больных людях, если угодно, о непродуктивных людях. Но разве они из-за этого лишились права на жизнь?»[2] Клеменс фон Гален говорил, что, если данные принципы будут признаны законными, это приведет к массовым умерщвлениям инвалидов и, что имеет особое значение в связи с кровопролитными боями на востоке, даже храбрых солдат, которые возвращаются домой искалеченными.

Время для подобного заявления служителя церкви было крайне неудобное, ведь не так давно, тоже в 1941-м, гауляйтер Мюнхена — Верхней Баварии Адольф Вагнер распорядился убрать из школ распятия на всей подконтрольной ему территории. Из Берлина таких указаний не поступало, так что Вагнер мог действовать и по собственной инициативе, хотя в высшем руководстве нацистской партии его нападки на церковь протестов никогда не вызывали. В июне 1941 года, спустя несколько недель после инициативы Вагнера, Мартин Борман, начальник партийной канцелярии НСДАП, разослал всем гауляйтерам инструкцию, в которой подчеркнул, как важно не допускать избыточного влияния церкви в обществе. И Вагнер, и Борман не скрывали свое критическое отношение к догматам веры, и возможно, что Борман в желании противопоставить религиозным силам партийные неправильно истолковал какое-нибудь мимолетное замечание Гитлера как сигнал к действиям31.