Стратегическая авиация России. 1914-2008 гг. - Валерий Николаевич Хайрюзов

Флотские аэродромы Североморского аэроузла к этому времени тоже оказались закрыты. Руководитель полетов, наш командир эскадрильи, подполковник Быков Н.Ф., летавший в небе Великой Отечественной войны и прошедший ее, как говорится, «от звонка до звонка», человек мужественный и решительный, умевший доверять своим летчикам и смело выпускавший их на задания при любой погоде, дал разрешение снижаться и заходить на посадку.

Блинов пилотировал самолет по приборам, я помогал ему, следя за высотой, скоростью, пытаясь определить момент выхода на визуальный контакт с полосой. Видимость при заходе была нулевой, при попытке включить фары перед нами стояла сплошная стена из падающего снега. Первый заход не удался. При уходе на второй круг посадочные огни, не успев появиться, тускло мелькнули и вновь пропали. Чувствовалось, что Блинов, в общем-то, крепкий летчик, навыки подутратил.

Быков подчеркнуто спокойно проинформировал, что заряд скоро должен пройти, и разрешил повторный заход. Снег не утихал. После ближнего привода слева начала обозначаться расплывчатая цепочка огней. Блинов, как потом оказалось, принял их за левую сторону полосы, и я понял, что он решил садиться, начав прибирать двигатели перед выравниванием. Но справа я видел только относительно ровную снежную пелену. Привычных посадочных огней на ней не было. Мы садились на прилегающую к основной полосе, усеянную огромными валунами, которая на нормальных аэродромах называется боковой полосой безопасности.

Все происходило молниеносно, кричать, предупреждать об ошибке было некогда. Вопреки запретам правым летчикам вмешиваться на посадке в управление я молча резко подал вперед рычаги управления двигателями и рванул штурвал на себя, только после этого закричав: «Камни, садимся на камни, полоса слева!» До сих пор стоит в глазах покрывавший валуны искристый снег, когда мы на высоте 3–4 метров пронеслись над ними, уходя на второй круг.

Самолет наш за круг съедал две тонны, и топлива оставалось на один, последний заход. Быков, подтвердив разрешение на еще один заход, замолчал. Мы с командиром тоже молчали. Невольно стала закрадываться мысль о возможном катапультировании. А у нас даже наши меховушки были пристроены где-то за сиденьями. О том, что нас может ожидать в этой глухой ночи среди безлюдных на многие десятки верст сопок, думать не хотелось. Но обошлось. Снег на заходе стал слабее, и мы благополучно умостились на абсолютно заснеженную полосу. И вот тут, на пробеге и сруливании у меня появилась отвратительная дрожь в коленках, которая больше никогда ни при каких переделках не повторялась. А здесь я, ну, никак не мог унять ее, стыдясь самого себя и боясь, что Блинов ощутит ее на педалях управления.

Ну, а потом, сразу после полета, и много раз позже, за нашим нередким холостяцким застольем, Блинов горячо благодарил меня за это вмешательство, приговаривая при этом: «Я сперва даже ничего не понял».

Подполковник Владимир Ефремович Блинов скончался от повторного инфаркта в 2002 году в Новгороде, а штурманы наши ныне проживают в Белоруссии: Леша Федоровский в Могилеве, а Юра Очков — в Бобруйске.

За поддержанием навыков и натренированностью экипажей в элементах боевого применения наши командиры следили неукоснительно. Редкий маршрут обходился без попутного захода для бомбометания на островной флотский полигон Лумбовский возле Кольского побережья или на мыс Желания, на самой северной оконечности Новой Земли. Но совершенно особой, ни на что не похожей статьей было широкое привлечение экипажей эскадрильи к испытаниям ядерного оружия в открытой атмосфере.

Связано это было с тем, что появившиеся во второй половине 50‑х годов новые, сверхмощные термоядерные бомбы было уже невозможно по условиям безопасности испытывать на полигоне под Семипалатинском. Для этих целей в 1957 году был оборудован полигон на Новой Земле, сформированный и существовавший там с 1955 года под эгидой ВМФ как «объект 700» для испытаний торпед с ядерным зарядом.

Начавший к этому времени вводиться в строй аэродром Оленья тут же превратился в «ядерную Мекку». Начиная с сентября 1957 года и по конец декабря 1962 года стала периодически размещаться на Новой Земле и проводить воздушные ядерные испытания так называемая спецгруппа 71‑го полигона ВВС (Крым, Багерово), являвшегося головным подразделением в организации и обеспечении этого вида работ. В такие дни число прикомандированных на аэродром Оленья специалистов, включая представителей науки и разработчиков изделий, достигало 500–600 человек.

Академик Андрей Дмитриевич Сахаров, легендарный министр Минсредмаша Ефим Павлович Славский, многие другие знаменитости — «все побывали перед нами, все промелькнули тут», но в то время мы их только лицезрели, не ведая ни их истинных фамилий, ни титулов, а узнавать «знакомые лица» стали через открытую печать и телевидение много позже. А в те дни, с появлением всех этих гостей мы с величайшим возмущением и неудовольствием вынуждены были перебираться на весь период испытаний из обжитых двухместных комнат второго этажа нашей невеликой двухэтажной холостяцкой гостиницы на первый, уплотняясь до 5–6 человек. В конце концов, летали-то не они, а мы. Так кому же, спрашивается, нужнее был нормальный отдых? Да еще эти «интеллектуалы» уводили оставленные наверху лучшие книги из наших любовно собранных библиотечек. Но это к слову.

Итак, уже в феврале-марте 1957 года 34‑я авиаэскадрилья, находясь еще только в стадии обживания на новом месте, с ходу была подключена к этим испытаниям и в последующем продолжала широко привлекаться к ним в 1961 и 1962 годах.

Следует сказать, что по решению высшего военного руководства для приобретения навыков полетов в условиях применения ядерного оружия в ходе испытаний привлекались и экипажи других строевых частей Дальней авиации (например, в 1961 году: 20.09.61 — отряд Ту-95, 22.09.61 — отряд Ту-16 и 02.10.61 — два отряда ЗМ). Но если для экипажей строевых частей ДА участие в испытаниях ограничивалось полетом разового, ознакомительного порядка, то экипажи, отобранные из состава 34‑й авиаэскадрильи считались прикомандированными к спецгруппе и несли всю полноту повседневной нагрузки по выполнению задач, связанных с программой испытаний, от самого начала до полного завершения.

А задачи наших экипажей заключались в вылетах на сопровождение и охрану самолета-носителя, на разведку погоды и видимости цели до удара либо доразведку и фотографирование эпицентра взрыва после удара и смещения радиоактивного облака, определение его параметров и замер уровней радиации по его краям. Не все они, эти вылеты, были равнозначны, равноценны, и, конечно