Чары зари - Катарина Керр

Гномы кивнули с серьезным видом, а сильф спустился пониже и завис в воздухе. Саламандр лег на спину, скрестил руки на груди и замедлял дыхание, пока не почувствовал, как сливается с нагретой солнцем землей. Затем он закрыл глаза и призвал свое световое тело. В отличие от людей — мастеров двеомера, которые используют единую голубоватую форму, по очертаниям напоминающую их собственную фигуру, световое тело эльфов, скорее, напоминает огромное мерцающее пламя. Постоянно меняющееся лицо выглядывает из языка серебряного света. После того, как световое тело Саламандра зажило в его воображении, он перевел в него свое сознание. Вот он смотрит из глаз светового тела на физическое, которое лежит внизу, а затем видит весь мир в голубоватом эфирном свете. Саламандр услышал звук, напоминающий резкий щелчок — и оказался на эфирной плоскости. Огненная форма взирала на спящее тело эльфа, которое охраняли простейшие духи и которое присоединялось к нему длинной серебряной нитью.

Он стал медленно подниматься вверх, ориентируясь на долины, ярко-красные, мерцающие — этот свет источали ауры растений, — и на ручей, чья элементарная сила поднималась вверх в виде серебристого полога, колеблющегося над водой. Если он запутается в этом пологе, то его эфирное тело может разорваться на части. Саламандр осторожно отодвинулся от ручья, поднялся выше и подумал о Джил. Он почувствовал, как его потянуло ту сторону, где она находилась, и последовал за притяжением. Он долго летел над темно-красными лесами, тут и там прерываемыми более яркими лоскутьями полей, на которых трудились крестьяне. Ауры людей, по большей части бледно-желтые и зеленые, тлели среди красного света растений. Преодолеваемое на эфирной плоскости расстояние практически невозможно измерить, и Саламандр не знал, как долго он летел. Но по мере продвижения к цели Саламандр все больше и больше осознавал присутствие Джил, которое влекло его вперед.

В самом конце пути он получил провожатого. Саламандр высоко взлетел над небольшим ручьем и вдруг увидел приближающегося к нему одного из простейших духов. Существо представляло собой переплетение заключенных в правильную сферу блестящих линий сочного оливкового, лимонно-желтого и красновато-коричневого цветов, с рассыпанными повсюду черными искрами. Было очевидно, что существо огорчено, поскольку оно то раздувалось в два раза больше обычного, то сжималось и дрожало.

«Маленький брат, что случилось?» — отправил Саламандр ментальный импульс.

Вместо ответа существо закружилось и затанцевало. Саламандр смутно ощущал его эмоции: ярость и отчаяние, связанные с кем-то, кого оно любило. Затем Саламандр вспомнил серого гнома Джил.

«Ты знаешь Джил?»

Существо стало двигаться вверх-вниз и из стороны в сторону и надуваться от радости.

«Я — ее друг. Отведи меня к ней.»

Гном полетел впереди Саламандра, как охотничья собака. Следуя за ним и огибая выступы горы, Саламандр увидел далеко внизу горную долину — мерцающую красным чашу, в которой виднелись тускло-серебристые ауры лошадей и две человеческие. У Перрина она оказалась очень странная — зелено-серая. Такой Саламандр никогда раньше ни у кого не видел. Бледно-золотистая аура Джил выглядела огромной, надувшейся, она то вздымалась, то снова сжималась, но все равно оставалась слишком большой для человека. Когда Саламандр полетел вниз, то увидел, как Перрин повернулся и что-то сказал. Из ауры молодого лорда произошел резкий, стремительный выброс импульса, и этот выстрел стал разливаться по Джил, подобно океанской волне. В ответ ее аура начала впитывать чужую эманацию и расширяться.

Саламандр завис над ней, дрожа. Он был потрясен. В это мгновение Джил подняла голову, посмотрела прямо на него и закричала. Она увидела его световое тело.

«Джил, я твой друг!» — послал он ментальный импульс.

Хотя Джил и могла его видеть, она, казалось, не слышала его мысленный импульс. Она вскочила на ноги и стала кричать на Перрина, показывая на Саламандра. Перрин выглядел растерянным. Саламандр полетел прочь, следуя за серебряной нитью так быстро, как только мог себе позволить. Он мчался назад, к своему телу, которое лежало под охраной простейших духов. Он опустился вниз и завис, а после позволил себе опуститься. И снова щелчок — и Саламандр почувствовал, как плоть обволакивает его, теплая и в первое мгновение болезненно тяжелая. Он отпустил свое световое тело, сел и трижды шлепнул рукой по земле, чтобы запечатать конец работы. Гномы вопросительно посмотрели на него.

— Спасибо, друзья мои. Давайте, попутешествуйте со мной какое-то время. Я спою вам песню, как и обещал, но мне нужно торопиться. Мою хорошую знакомую по-настоящему и сильно околдовали.

* * *

Заря в потоках серебристого света взбиралась вверх по пурпурным склонам гор и омывала луг, этот зеленый поток травы. Джил сидела на одеялах и наблюдала за Перрином, скорчившимся у костра, где он грел воду в маленьком железном котелке. Перрин взял из седельных вьюков бритву, кусок мыла и потрескавшееся зеркало и начал бриться, так спокойно и ловко, словно находился у себя в спальне. У Джил появилась туманная мысль перерезать ему горло длинной острой стальной бритвой или даже ее собственным серебряным кинжалом, но ей было очень трудно думать.

— Тебе лучше что-нибудь съесть, — заметил Перрин.

— Позже, — говорить тоже было трудно. — Я не голодна.

Джил лениво отвела взгляд и увидела своего серого гнома, который сидел на корточках в нескольких ярдах от Перрина. Она так обрадовалась, увидев маленькое существо, что быстро вскочила на ноги и побежала к нему, но когда она наклонилась, чтобы взять его на руки, гном оскалил зубы, замахнулся на нее ручками с выпущенными когтями и исчез. Двигаясь очень медленно, Джил снова села. Почему гном так на нее злится? Казалось, ей следовало бы это знать, но память никак не хотела возвращаться к ней. Джил взяла из травы камушек и уставилась на него. Постоянное дрожание и изменение кристаллической структуры стало видимым, и она отбросила камушек.

Все это утро они ехали через лес, долгим, кружным путем по каким-то неведомым тропам. В каждом дереве жила какая-то сущность, они склонялись над тропой и протягивали к Джил лохматые пальцы. Некоторые пугали ее; другие казались безобидными; третьи — а этих набиралось очень мало — просили ее стать их другом, с дрожью протягивая покрытые листвой руки. Когда она отвернулась от тропы, лес превратился в лабиринт твердых стен, которые прерывались только лучами солнечного света, тяжелыми, как камень. Хотя временами Джил задумывалась о том, чтобы просто уехать от Перрина, она безнадежно потерялась. Время от времени она вспоминала о Родри. Пытается ли он преследовать их? Джил сомневалась, что он поверит ей, если она скажет ему, что уехала не по собственной воле — если он на самом деле когда-нибудь их догонит. Как он может ее найти, когда изменился весь мир?

Даже мрачно-серые скалы казались яркими и светящимися, как драгоценные камни. Когда они с Перрином выезжали на какую-нибудь опушку или горный луг, солнечный свет проливался на девушку, как вода; Джил могла поклясться, что чувствует, как солнце капает с нее и стекает по рукам. Небо представляло собой твердый купол из ляпис-лазури, и впервые в жизни Джил поверила в то, что боги путешествуют по небу точно так же, как мы путешествуем по земле. Под тяжким грузом всей этой красоты Джил словно кружилась в седле — по крайней мере, у нее возникали такие ощущения — и временами у нее по лицу текли слезы. Один раз, когда они ехали по лугу, два жаворонка выскользнули из своего укрытия и полетели, распевая разрывающую сердце трель. Они поднимались в лазурное, кристаллическое небо, их крылья бились и трепетали с шумом, напоминающим слабые раскаты грома. Тогда Джил поняла: что бы еще ни случилось, это мгновение, этот трепет крыльев; эта полоса звука выдержат вечность. Когда она попыталась рассказать Перрину о своем видении, он только уставился на нее и сказал, что она спятила. Джил рассмеялась. Она была с ним согласна.