Piccola Сицилия - Даниэль Шпек

Ни поцелуя, ни прикосновения, ни ласкового слова. Виктор ушел с солдатами, просто бросил Ясмину с ее вопросом. И тогда ее захлестнул гнев. Неукротимая ярость, все это время запертая в клетке, ключа от которой ей не дали. Виктор принадлежит всем. Ей всегда придется делить его с другими. И она бы согласилась, приняла это, если бы только он признал, что принадлежит и ей. Ей и их ребенку.

* * *

Мими застелила стол белой скатертью, зажгла пять свечей для Шаббата. Над крышами домов разносился призыв муэдзина к вечерней молитве. Ясмина принесла из кухни все тарелки, какие нашлись. Друзья, родственники, соседи тянулись через распахнутую дверь. Евреи несли вино, мусульмане – мергез и пахлаву, христиане – макароны и маникотти с сыром. Виктор был для всех блудным сыном – потерянным и вернувшимся. Виктор, большая звезда маленького квартала. Виктор, который восторжествовал даже над нацистами. Пришел рабби Якоб, который его когда-то обрезал и вел его бар-мицву. Из Бизерты приехала Эмили, сестра Мими, сделав вид, будто они никогда не ссорились. Пришел старый школьный друг Скандер, автомеханик в комбинезоне, перепачканном мазутом. Пришел – в белом костюме-тройке, в итальянских туфлях и с очаровательной женой Сильветтой – Леон Атталь, богатый покровитель Виктора, который и не догадывался, как сильно не хватало Виктора его спутнице. Пришла вдова Латифа Хадийя с двумя дочерьми. Не хватало только Виктора.

– Он сейчас придет, – повторяла Мими. – Встретил друзей.

Или подруг, подумала Ясмина. Она предпочла бы выставить гостей, которых ей приходилось обслуживать. Она так долго ждала этого дня. Ждала, что он найдет выход, что разрешит неразрешимое. С его ребенком во чреве, думала она, он не сможет оттолкнуть ее.

Альберт прочитал киддуш, освящая вино, и передал кубок Морицу. Тот отпил и передал кубок Ясмине. В ее глазах отражалось то, что другие не решались произнести. Все думали, что с возвращением Виктора все будет как прежде. Но как прежде уже не будет никогда. Виктор вернулся не для того, чтобы остаться. Теперь его домом был не квартал, в котором он родился и вырос, а народ, раскиданный по всей земле. Альберт разрезал хлеб, посолил ломти и раздал гостям. Все принялись рассказывать истории, связанные с Виктором, – из школьных времен, пляжные, истории, происходившие в «Мажестике», и чем чаще произносилось его имя, тем абсурднее Ясмине казалось его отсутствие.

И вдруг он вошел в раскрытую дверь и удивленно огляделся. Все вскочили, бросились его обнимать. Женщины радостно щебетали, мужчины благодарили Аллаха, Мадонну и умершего раввина Хая Тайеба, чей дух хранит общину. Виктор пошатнулся. И тут все увидели – не только Ясмина, которая заметила это сразу, – что он пьян.

– Нет-нет, я не пьян! – Виктор упал на стул.

Мими поддержала сына, чтобы тот не свалился. Он неразборчиво бормотал что-то, принимал восхищение одних, игнорировал сокрушенность других и все говорил, говорил – на Ясмину он не смотрел. Она едва могла выносить это его безразличие, но еще больше ее бесило, что он оскорблял гостей.

– Нет, в «Мажестик» я не вернусь! Как я могу сидеть в этом баре и пить шампанское, когда весь мир в огне! Нет, мама, я не голоден! Что вы так на меня пялитесь? Никогда не видели свободного француза?

– Но какие у тебя планы, Виктор? Тебе стоит остаться, отдохнуть.

О планах он не распространялся, вместо этого принялся нападать на старых друзей:

– Как вы можете здесь сидеть, есть и гулять, когда ничего не изменилось?

– Ты же ненавидел войну, – сказала Сильветта. – А теперь, когда она закончилась, ты хочешь догнать ее?

– Закончилась? Она не закончилась! Пока наш народ в Европе притесняют…

– В Европе? Но наш народ здесь! – крикнул араб Скандер, друживший с Виктором еще со школьных лет.

– Тебе не понять, ведь они истребляют не мусульман, а евреев!

– Мы тунисцы! Евреи, мусульмане, христиане, je m’en fous[63].

Скандер и Виктор. Они вместе играли в футбол, юниорами за клуб «Piccola Сицилия». И никогда речь у них не заходила о религии, только о девочках да о всяких отчаянных выходках.

– Нет, Скандер, мы теперь наученные. – Виктор вдруг заговорил почти трезво, так резко зазвучал его голос: – Наша покровительница Франция не может нас защитить. Мы должны взять нашу судьбу в свои руки.

– Если европейцы не могут нас защитить, с чего мы должны отдавать свою жизнь за Европу?

– Решение лежит не в Европе! – воскликнул Леон. – Пока мы, евреи, не имеем собственного государства, со своей армией и своими границами, мы никогда не будем чувствовать себя уверенно!

Скандер запротестовал:

– Нам нужна страна для всех! Для евреев, мусульман, коммунистов, с равными правами, демократический Тунис нам нужен! Как в Ливане – вы слышали, наши братья теперь независимы от Франции! Оставайся, Виктор! Мы должны освободить нашу собственную страну. От французов!

– Прекратите винить во всем французов! – подключился Альберт. – Франция столько вам дала! Кто построил школы и университеты? Железные дороги и шоссе?

– Но это все для вас, европейцев! А мы в деревнях голодаем!

Дискуссия становилась все ожесточеннее, обиднее. Слова «мы» и «вы» вспарывали дружеский круг, включая одних и исключая других. Вдруг оказалось, что за столом сидят не соседи, делившие один лоскут земли, а отдельные группы, которые больше не читают свое будущее в общей для всех книге. Это больше не был Скандер, который чинит машины, а был Скандер-мусульманин. Больше не было Леона из футбольного клуба, а был еврей Леон.

– У вас должна быть своя независимость, Скандер, – сказал Виктор, – а у нас своя. В нашем собственном государстве.

– И где же это? В центральных кварталах?

– В Палестине, – сказал Леон, и тут все взорвалось.

– Все европейские народы получили собственное государство! – кричал Виктор. – Даже Люксембург – государство! И только у нас его нет! Нас прогнали из Иерусалима римляне, проклятые предки Муссолини. С тех пор и мыкаемся по свету, народ без страны!

– И теперь ты хочешь прогнать из Палестины арабов? – с негодованием воскликнул Скандер.

– Никто не собирается их прогонять, – вмешался Леон. – Это они нападают на еврейские поселения!

– И тебя это удивляет? А что бы ты сам сделал с иностранцем, который приплыл из-за моря и заявил: твоя земля теперь моя?!

– Мы там были еще три тысячи лет тому назад! – крикнул Виктор. – Это мектуб. Это наша судьба!

Ясмина не узнавала его. Раньше такие споры были ему безразличны, более того, неприятны. Он не любил, когда друзья спорили. В какой-то момент вставал и заводил песню, которая снова всех объединяла.

– Мектуб? – вскочил Скандер. – В вашей книге разве что, но не в нашей! Поди-ка ты с Торой в службу поземельных книг и скажи: Bonjour, Messieur et Mesdames, мы должны аннулировать три тысячи лет, это мектуб!