Пропавшая принцесса - Ольга Олеговна Пашнина

который разговаривал с королем, и почувствовала, что руки мелко дрожат.

– Если и так, я его не приму. Он причинил мне слишком много боли. Даже если делал это из любви.

– Не примешь, возможно. Но это не значит, что перестанешь испытывать к нему то, что испытываешь. Да, я солгал тебе, да, я знал правду, играл роль влюбленного в простую девушку преподавателя, а сам был влюблен в принцессу. Но дело не только в моей лжи. Ты цепляешься за нас только потому, что боишься. Остаться одной, остаться с Карнатаром. Это не совсем та любовь, которая мне нужна.

– Ты прав.

И от этого больно и обидно. Вот оно, счастье, почти сказочная любовь и уж точно сказочная история, по которой сложат не одну песню. Но я даже не уверена, что эта история обо мне.

– Это больше, чем ничего. И мне бы хотелось, чтобы ты простила меня. И если и вышла за кого-то без великой любви, то за меня.

– И ты с этим смиришься?

– Дейна, помимо всего прочего, что с нами происходило, ты стала мне другом. Я никогда не притворялся, что мне с тобой хорошо и интересно. Это правда так. Я хочу хотя бы иметь шанс все исправить.

Нам всем не помешает этот шанс. Но далеко не каждый сумеет им воспользоваться.

Свет в зале погас, остались сиять лишь немногочисленные хрустальные светильники. Подиум, напротив, был залит светом, и на него медленно поднимался король. Возраст не прошел бесследно, поступь стала тяжелой. Разговоры смолкли, заиграла тихая музыка. Раздались аплодисменты.

– Дорогие друзья, подданные, соратники и близкие, – улыбнулся его величество. – Мы собрались здесь, чтобы поздравить мою дочь, принцессу Жозетт, и лорда Смиля Вирне с помолвкой.

Всеобщее ликование удивило. Впрочем, народу положено радоваться на подобных торжествах. А то, что невеста – змея, а жених – козел, вопрос второстепенный.

Они вышли на сцену, рука об руку, светясь счастьем. Я бы даже поверила в их безграничную любовь, не знай я Смиля и свою сестренку.

Жозетт была очень красивой. Светловолосая, кудрявая. Как и я, высокая, статная. Диадема блестела на свету, изящный бриллиантовый комплект вызывал восхищенный шепот среди гостей. Сестра поклонилась отцу.

Неизвестно откуда появилась очаровательная девочка с расшитой серебряными нитями подушкой. Отец взял с подушки браслеты и по очереди надел их на руки помолвленных.

– Как тебе наш подарок? – шепнул Кэд. – Выбирала мама.

Ах да, это же мы им подарили браслеты!

– Лучше, чем они заслуживают, – прошептала я в ответ.

– Значит, поздравлять и желать им счастья ты не желаешь?

Я нервно фыркнула. Встреча с Жозетт – последнее, что я могла пожелать на сегодня. Только ее не хватало для полноты картины. Да и Смиль явно не обрадуется, узнав невесту Кэдерна.

– Мы счастливы, – раздался голос Жозетт, усиленный магией, – что вы посетили наше торжество. Выражаем каждому отдельную благодарность как за теплые слова, сказанные в адрес нашей будущей семьи, так и за подарки. Отдельно мы хотели бы отметить лорда Элвида и его невесту, которые преподнесли нам брачные браслеты, ставшие символом нашей любви.

Я невольно встретилась взглядом со Смилем. И хотя Жозетт не назвала моего имени, я поняла, что он меня узнал. Он так крепко стиснул челюсти, что удивительно, как не раскрошил зубы. Я подмигнула ему и на долю секунды насладилась выражением полнейшей растерянности, которая была так несвойственна парню. Все-таки они с Карнатаром удивительно похожи. И Жозетт, влюбленная в старшего, вынуждена выходить замуж за младшего Вирне.

Да, сестра в свои четырнадцать уже была влюблена в Карнатара. Это я заметила лет в семь, когда мы с сестрой особенно сильно сдружились. Жозетт бесилась от каждого слова, сказанного Карнатаром мне, пыталась напроситься на занятия, расстраивалась, когда не получала от него на праздники подарки. Мне вдруг подумалось, что именно она была виновна в пропаже некоторых игрушек и украшений, подаренных Карнатаром.

Жозетт и Смилю принадлежало право первого танца. Они красиво кружились под музыку, усиленно изображая счастливую пару. А может, и вправду были счастливы, что нашли друг друга. Сертан взирал на них с вежливой, ничего не выражающей улыбкой, Карнатар хмуро наблюдал, думая о чем-то своем, Силианна выглядела абсолютно равнодушной. Леона я в толпе не заметила, но и не особенно надеялась узнать его. Я смутно помнила, как выглядел брат. Если с Жозетт мы сдружились на фоне общих занятий, то с братом мы почти не встречались. К несчастью, подобные приемы не требовали официальных костюмов, и Леоном мог оказаться кто угодно. Надо будет глянуть на портрет, они все висят в холле. Все, кроме моего.

– Ты в порядке? – спросил Кэд, заметив, что я не отрываясь смотрю на короля.

– Да. Нервничаю. Это непросто, вернуться спустя столько лет. К тому же в моей ситуации. Грядет что-то… не знаю что, но грядет.

– Дейна, – он покачал головой, – мы справимся со всем. Ты боишься перемен, но они необходимы. Тебе двадцать, ты жива, и это состояние не изменится в ближайшие лет шестьдесят. Да, придется пережить определенное количество неприятных моментов, люди не так просто расстаются с убеждениями и верой во что-то. Но ты бы сама, если бы могла, утаила правду о том, что проклятия можно избежать?

Я отвернулась и промолчала. Дейна Сормат во мне кричала, что я должна отступить, снова спрятаться, спасти себя. Дейнатара требовала крови, свержения Старейшин и справедливого возмездия.

Нельзя контролировать рождаемость. Вершить судьбы. Решать, кому жить, а кому править.

– По каким критериям они выбирают, кого убить, а кого нет? Почему именно это количество детей они напророчили маме? Что страшного в том, что родилась я? Почему они так этого боятся?

Я задавала вопросы не столько чтобы получить ответы от Кэда, сколько чтобы рассказать ему, какая каша творится у меня в голове.

– Все это, – после некоторого замешательства сказал Кэдерн, – тебе стоит спросить у Карнатара. Я самый ярый противник ваших отношений, но лучше, чем он, этого никто не объяснит. Мы говорили перед самым нашим отъездом. Знаешь, он посвятил половину жизни поискам информации о Старейшинах и богах, о пророчествах и смертях. Никто в мире не осведомлен в этом вопросе лучше.

– Я боюсь Карнатара.

Кэд осторожно, словно не был уверен, что я не оттолкну, обнял меня.

– Не волнуйся. Он ничего тебе не сделает.

Если бы Кэд знал, что боялась я прежде всего себя, он бы не рассуждал так оптимистично.

Спокойствие Кэда притягивало больше болезненной одержимости Карнатара. Он был ближе, не такой противоречивый, не такой опытный. Кэд смотрел не насмешливо, не проскальзывало в