Смерть по сценарию - Татьяна Столбова

— Ничего. Как ты мог подумать?..

Вроде бы мне удалось сделать вид оскорбленной невинности. Хотя он в любом случае уже не раз пожалел, что при первой нашей встрече был столь лоялен.

— Ты читала Кукушкинса?

Ну и переход! Что общего между квартирой Вероники и Кукушкинсом?

— Читала. Сто раз.

— А я пять.

— Какой роман?

— Последний — «Три дня в апреле». Не знаешь, почему ваша Мадам посоветовала мне его почитать?

— Именно его?

— Нет... Она просто сказала: «Почитайте Кукушкинса. Вы многое поймете».

— А-а-а, — протянула я разочарованно. — Наверное, она хотела повысить твой культурный уровень.

— Так я и знал! — Сахаров с досадой шлепнул кулаком о ладонь. — Зря только время потратил на этого Кукушкинса.

— Тебе не понравилось?

— Очень понравилось. Но такую литературу надо читать просто так, а я выискивал там ответы на вопросы...

— Ты романтик.

— Возможно.

Он буркнул свое «возможно» и замолчал. Видимо, ему очень не хотелось казаться романтиком. Он желал выглядеть этаким крутым парнем, который выхватывает пистолет и одновременно бьет противника ногой в нос. Я решила его утешить:

— Зато теперь ты единственный образованный сыщик. Спорим, что никто из ваших о Кукушкинсе и не слыхал?

— Проспоришь. Наш следователь Петров им давно зачитывается. А полковник Трофимов даже на собрании его упоминал.

— В связи с чем?

— В связи с одним китайцем. Он приехал в Москву на три дня и завалил в ресторане четырех человек. А сам преподаватель физики, между прочим.

— И с кем из персонажей Кукушкинса полковник его сравнивал?

— С уродом.

— А, Светлый Лик... Ну как же...

Я вспомнила Светлый Лик, и мне стало неприятно. Зловещая фигура. Он поломал Лин Во всю жизнь, предал его и в конце концов убил. Правда, финал там не очень понятный. Последние строки можно трактовать по-разному. Мне, к примеру, больше нравится думать, что погиб урод, а Мадам и Саврасов со мной не согласны. В гибели урода, говорят они, нет никакого смысла. А в гибели Лин Во очень даже есть. Вот этого я не понимаю. Какой же смысл в гибели хорошего, пусть и больного человека? И почему нет смысла в гибели негодяя? Философия!

— Коль, как ты думаешь, кто из них двоих погиб?

— Урод, — сразу понял меня Сахаров.

Вот я и нашла себе единомышленника.

— Вернемся к Мадам?

Он кивнул, и мы отправились обратно.

Но к Мадам нас не пустили. Велели приходить завтра. Втроем — Саврасов, Сахаров и я — мы дошли до метро, спустились по эскалатору вниз и там расстались. Саврасов поехал в театр, я — на студию, а Оникс — по своим важным оперативным делам.

Первый раз за все время моей работы в кино я не опоздала, а прибыла на час раньше. В павильоне еще никого не было, в группе тоже. Я зашла в кафе, взяла чашку кофе и села за свой любимый столик в углу. Я намеревалась насладиться одиночеством и подумать о том, что делать дальше. Честно говоря, я зашла в тупик. Пока я просто не представляла себе, как быть. Снова опрашивать свидетелей? Но я даже не знаю, какие вопросы им задавать. Улик у меня нет никаких, кроме дискет. А вдруг на них записаны компьютерные игры и ничего больше? Конечно, все равно нужно проверить...

Мое одиночество нарушил Пульс. Он едва держался на ногах. Глаза у него были красные, нос тоже, косичка свисала на плечо, пиджак перекосился — типичный учитель географии, пропивший всю зарплату.

Увидев меня, он по привычке фыркнул, однако подо- -шел, сел напротив.

— Мадемуазель, рад вас видеть, — галантно произнес он, обдав меня перегаром. — Кофий попивать изволите?

— Изволю, — согласилась я и быстро допила кофе, так как заметила, что он нацелился допить его вместо меня.

Пульс посмотрел на меня долгим печальным взглядом. Мне очень хотелось спросить, знает ли он, какая неприятность постигла его подружку Веронику Жемалдинову, но язык не повернулся. Пульс тоже человек, я должна это учитывать.

— А меня Менро споил, — сообщил он. — Как вам это нравится? И ваш оперативник тоже... «Не пью», — говорит... А сам выдул поллитру и не поморщился.

Вот оно что. А я-то думаю, где Сахаров успел с утра глазки залить?

— А мне плохо, — пожаловался Пульс. — Мне очень плохо, Тоня. Если б не съемки, пошел бы домой да спать лег. Я один сон мечтаю увидеть... Рассказать? Сцена — большая, как в Театре Российской армии, даже еще больше. Идет спектакль. Актеров занято штук сто. Я — в главной роли. Зал забит зрителями до отказа, на балконе стоят, в проходах... Тут и там видны яркие цветные пятнышки — это цветы, которые мне потом подарят. Премьера... И вот спектакль заканчивается. Пауза... И — раздается шквал аплодисментов, грохот! Это овация! Слышны крики «браво!». На сцену рвутся благодарные зрители с букетами и подарками! Я выхожу на поклоны, мне и страшно и радостно. И тут вперед выбегает директор театра. Он поднимает руку и просит тишины. Ладно, вот тебе тишина. Он откашливается и торжественным голосом произносит в микрофон: «Дорогие друзья! Позвольте представить вам автора пьесы, которую вы только что имели счастье смотреть. Это наш замечательный артист Лев Иванович Пульс!» И зал снова взрывается. Директор шепчет мне на ухо: «Придется уходить через черный ход. Вас же разорвут на сувениры!» Мы бежим, вслед нам летят цветы, они падают на нас даже сверху, и мне ничуть не жалко, что директор забрал себе один букет... Вот какой сон!

— Вы его уже видели?

— Видел... — Пульс помрачнел. — Только там перед самым финалом я упал в оркестровую яму. И никаких оваций...

Он вздохнул и поскреб свою впалую грудь.

— Эх, жизнь...

До начала съемок оставалось двадцать минут. Я уже хотела встать и позвать Пульса в павильон, как тут в кафе появился Денис. Естественно, я никуда не ушла.

Денис взял кофе и бутерброд и подсел к нам. Выглядел он тоже не лучшим образом. Тусклые глаза, опять двухдневная щетина, примятая левая щека. Я принюхалась, не пахнет ли от него водкой, но учуяла только запах моего любимого французского одеколона. Правда, вроде бы с легкой примесью спирта. Но, может, это несло от Пульса.

Пульс очень обрадовался Денису. Он что-то сказал о новой картине Валериани, Денис что-то ответил. Я думала о Мадам и одновременно старалась найти повод прийти к Денису в гости.

— Тоня, — вдруг обратился он ко мне, — ты же у нас будущий экономист. Рассчитай мне, пожалуйста, зарплату исходя из шести дней в неделю и двух репетиций.

— За какой срок?

— За пять недель.

— А ставка?

— Попозже скажу. Надо еще раз уточнить у Михалева.