Золотые нити - Екатерина Александровна Белова

Пожалуйста, умоляю тебя, скажи хоть что-нибудь.

– Подожди минуту, – Сей встал и куда-то ушел.

Пока я пыталась хоть что-то понять, он вернулся с пледом и накинул мне его на плечи.

– Клэр, успокойся, пожалуйста. Попросить у Боба воды?

Я отрицательно помотала головой, чувствуя, как стучат мои зубы.

– Если честно, я что-то такое и предполагал, – сказал Сей, снова садясь рядом, – Слишком много было белых пятен, недосказанностей, да и вещи в твоей квартире.

Он умолк.

– Я думал, ты в разводе и не хочешь об этом говорить. Но видимо у вас все сложно, да?

Я кивнула, чувствуя, как в застывшее тело возвращается жизнь. Спокойный голос Сея действовал на меня лучше любого успокоительного.

– Но я до последнего надеялся, что я все придумал и это не так, – Сей тяжело вздохнул, – а Тэм все знал, да?

– Знал, – тихо сказала я, чувствуя, как лицо заливает краска.

– Не такой он и козел, каким хочет казаться, – Сей улыбнулся и задумчиво подкрутил в руках картонную подставку от бокала, забытую кем-то на барной стойке.

Мы молча сидели рядом, не зная, что говорить, что делать дальше. То тепло, еще полчаса назад наполнявшее наш маленький мир, сменилось безликим холодом, и я чувствовала эту пустоту и отчужденность.

От Сея исходили волны такой страшной боли, что во мне кричала каждая клетка, каждый нейрон отзывался импульсом ему навстречу, но я ничего не могла сделать. Ничего.

– Клэр, я не знаю, что делать, правда. – голос Сея стал глухим и уставшим, – Я не знаю, что у вас произошло на самом деле. Не знаю ничего по сути. О тебе. О твоей настоящей жизни.

– Ты моя настоящая жизнь! Сей.. – я схватила его за руку, – Все что было до тебя не то. Все было неправильно, криво, я была другой. Ненастоящей, фальшивой и все было фальшивым. Только последние месяцы я по-настоящему живу. Когда ты рядом.

Я захлебнулась словами и отпустила его.

Сей задумчиво посмотрел на то место, где я его держала и придвинулся ко мне чуть ближе.

Я видела свое отражение в его синих глазах и не могла дышать.

– Клэр, я верю тебе, – Сей почти шептал, словно каждое слово давалось ему с невероятным трудом.

От него пахло кофе и этим сливовым сигаретным дымом. У меня закружилась голова.

– Я верю, что все происходящее между нами было настоящим. Что в этом ты мне не врала. Я вижу, как тебе больно, но я не знаю смогу ли принять это. И общаться с тобой как раньше.

Мир раскололся. Казалось, вокруг меня закончился кислород и легкие горели огнем. Я знала, что так будет, я ждала этих слов, но услышать их вживую из уст Сея было просто невыносимо.

– Дай мне время, хорошо? – мягко попросил Сей, – То что я чувствую к тебе не изменилось, но мне слишком тяжело сейчас. Когда-нибудь мы обязательно поговорим, и ты мне все расскажешь, если захочешь. Но не сегодня.

Я опустила глаза и увидела, как мелко дрожат его губы. Сколько же сил он приложил, чтобы остаться таким спокойным, когда внутри атомная война. И почему от его тихого мягкого тона мне в сотню раз больнее, чем если бы он кричал и обвинял меня.

Но это Сей. Самый удивительный человек в моей жизни. Сердце сжалось и меня наполнила невероятная болезненная нежность, словно тонкая пленочка на свежей ране.

– Спасибо тебе, – мне очень хотелось хоть на мгновение прикоснуться к нему, но я не решалась, – Спасибо за все и прости меня, если сможешь.

Вот так глупо, но я больше не знала, что сказать. Слова давно стали бесполезны, как любые оправдания или обещания.

Сей улыбнулся.

– Не вешай нос, маленькая ведьма. У тебя все будет хорошо, вот увидишь.

Он легонько щелкнул меня по носу и схватив куртку быстро пошел к выходу.

Мне показалось, что за ним тонкими всполохами потянулись золотые нити, но может это были отблески света в моих глазах.

Я долго смотрела ему вслед, а потом дрожащей рукой взяла пустую чашку и заглянула внутрь.

Глава 25

Я вышел на улицу, на ходу ища в кармане пачку сигарет. Курить хотелось просто невыносимо.

У входа в бар толклось слишком много знакомых, наперебой начавших высказывать свое мнение относительно нового альбома и концерта в целом.

Мне сейчас до физической тошноты никого не хотелось видеть и, отделавшись парой дежурных фраз, я быстро нырнул в спасительную щель между стеной бара и забором, оказавшись на заднем дворе. Наконец-то наступила относительная тишина. Я выдохнул и уселся на бетонный парапет. На тот же самый, где однажды сидела грустная Клэр, слушая мелодию своего медальона.

О чем интересно она тогда думала? Тосковала по прошлому? По кому-то? по нему?..

Я закурил, судорожно заглатывая горький дым. Какая теперь разница. Нет смысла копаться в прошлом. За последние недели я и так перевернул его, разобрал на мельчайшие кусочки, почти на атомы, вспоминая наши встречи с Клэр и пытаясь понять, что не так, почему все как-то неправильно, нескладно, хотя то, что между нами происходило было больше всех чувств, которые я когда-либо испытывал.

А она замужем. Как все бредово и сложно. Я ведь правда догадывался, хотя она ни разу не давала конкретного повода, но что-то всегда было не так – в спальне, куда она не заходила, в пустых ящиках, каких-то словно не ее вещах, на которые я периодически натыкался. И в ее взгляде, в этой тоске, недосказанности, выпущенных кусках ее историй. Пазл не сходился. Даже когда она рассказала мне о медальоне, когда я увидел золотые нити, когда мир дрогнул и стал трещать по швам, это не заполнило все пустоты.

Но теперь все стало ясно. И самое странное, что я наконец-то испытал облегчение. И мне как будто стало все равно. Все что сейчас я чувствовал, это тупую безликую усталость, которая придавила меня словно гранитной плитой.

Когда я писал песни для нового альбома внутри переболело и переродилось столько разных чувств, столько нежности и любви и сегодня я отдал себя без остатка. Ей. Чтобы она решила. Чтобы что-то произошло. Чтобы ее черная дыра в груди стала хоть немного меньше. Я вложил в это всю душу и по иронии судьбы все что я сейчас ощущал это пустоту, огромную черную дыру внутри своей груди, которая пожирала весь мир.

Несмотря на все мои догадки и домыслы, после ее слов внутри словно что-то взорвалось, вспыхнуло, в мгновение ока оставив лишь выжженную пустошь.