Песнь небесного меча - Бернард Корнуэлл

— Ты ушел на пятнадцати судах, — проговорил я.

— Мы сожгли их корабли! — сказал Этельред, и мне показалось, что он вот-вот заплачет.

— Где остальные девять судов? — вопросил я.

— Мы остановились здесь, — заговорил Алдхельм; должно быть, он подумал, что я не одобряю их решение вытащить корабли на берег, — потому что не могли грести во время отлива.

— Остальные девять судов? — повторил я, так и не получив ответа.

Я все еще осматривал берег и не находил того, чего искал.

Тогда я вновь посмотрел на Этельреда, который опять опустил голову. Мне было страшно задать следующий вопрос, но его следовало задать.

— Где Этельфлэд? — спросил я.

Молчание.

— Где, — громче заговорил я, — Этельфлэд?!

Чайка издала резкий, скорбный крик.

— Ее забрали, — наконец проговорил Этельред — так тихо, что я едва расслышал его.

— Забрали?

— Взяли в плен, — все так же тихо ответил Этельред.

— Всемилостивый Иисус Христос! — проговорил я любимое присловье Финана.

Ветер пахнул мне в лицо горьким дымом. Мгновение я не верил своим ушам, но все вокруг подтверждало, что изумительная победа Этельреда на самом деле была сокрушительным поражением. Девять кораблей исчезли, но их можно заменить, половина войск пропала, но можно было найти новых людей на смену убитым — но как можно заменить дочь короля?

— Кто ее схватил? — спросил я.

— Зигфрид, — пробормотал Алдхельм.

Это объясняло, куда ушли суда, пропавшие из Бемфлеота.

А Этельфлэд, славная Этельфлэд, которой я давал клятву верности, была в плену.

С приливом наши восемь судов пошли на веслах вверх по Темезу к Лундену. Стоял летний вечер, ясный и спокойный, и солнце словно медлило, похожее на гигантский красный шар, подвешенный за вуалью дыма, затянувшего небо над городом.

Этельред плыл на «Родборе», и, когда я сбавил ход «Морского Орла», чтобы оказаться борт о борт с этим кораблем, то увидел черные полосы на борту там, где его запачкала кровь. Я велел грести быстрее и снова ушел вперед.

Стеапа находился вместе со мной на «Морском Орле». Богатырь рассказал мне, что случилось на реке Стуре.

Это и в самом деле была удивительная победа — флот Этельреда застал викингов врасплох, когда те разбивали лагерь на южном берегу реки.

— Мы явились на рассвете, — сказал Стеапа.

— Вы пробыли в море всю ночь?

— Так приказал господин Этельред, — ответил Стеапа.

— Смело, — прокомментировал я.

— Ночь была спокойной, — отмахнулся Стеапа, — и с первыми же проблесками света мы нашли их корабли. Шестнадцать кораблей.

Он внезапно замолчал. Стеапа вообще был неразговорчив, ему нелегко было связать вместе несколько слов.

— Корабли были на берегу? — спросил я.

— Они стояли на якоре, — ответил Стеапа.

Значит, датчане, скорее всего, хотели, чтобы их суда были готовы отчалить и в прилив, и в отлив. Но это означало также, что корабли нельзя было защитить, потому что их команды в основном находились на берегу, где возводили земляную стену.

Флот Этельреда быстро расправился с теми немногими, что оставались на борту стоящих на якоре судов, а затем огромные обмотанные веревками камни, служившие якорями, были подняты, и шестнадцать судов отбуксировали к северному берегу, где вытащили на сушу.

— Он собирался держать их там, — объяснил Стеапа, — до тех пор, пока не закончит дело, а потом привести обратно.

— Какое дело? — спросил я.

— Он хотел убить всех язычников, прежде чем мы уйдем, — ответил Стеапа.

И объяснил, как флот Этельреда мародерствовал, поднимаясь по Стуре и ее притоку, Арвану, высаживая людей на берег, чтобы жечь дома датчан, резать датский скот и, когда это удавалось, убивать самих датчан.

Набег саксов посеял панику. Люди бежали в глубь суши, но Ганнкель, оставшись без кораблей в своем укрепленном лагере в устье Стуре, не запаниковал.

— Вы не напали на лагерь? — спросил я Стеапу.

— Господин Этельред сказал, что тот слишком хорошо укреплен.

— Мне показалось, ты сказал, что лагерь был недостроен?

Стеапа пожал плечами.

— Они не достроили палисад, по крайней мере, с одной стороны, поэтому мы могли войти в лагерь и убить всех, но тогда мы потеряли бы много людей.

— Верно, — признал я.

— Поэтому вместо этого мы нападали на фермы, — продолжал Стеапа.

И пока люди Этельреда разоряли датские поселения, Ганнкель рассылал гонцов на юг, к другим рекам на побережье Восточной Англии. Там, на речных берегах, находились лагеря других викингов. Ганнкель собирал подкрепление.

— Я сказал господину Этельреду, что нужно уходить, — мрачно проговорил Стеапа. — Сказал ему это на второй день, сказал, что мы слишком задержались.

— Он тебя не послушал?

— Он назвал меня дураком, — пожав плечами, ответил Стеапа.

Этельред желал грабить, поэтому остался на реке Стуре, а его люди доставляли ему все ценное, что могли найти, от кухонных горшков до серпов.

Он нашел серебро, — сказал Стеапа. — Но мало.

И, пока Этельред обогащался, собирались морские волки.

Датские корабли явились с юга. Корабли Зигфрида — из Бемфлеота, присоединившись к остальным судам, которые прошли на веслах через устья Колауна, Хвеалфа и Панта. Я ходил по этим рекам достаточно часто и представлял себе стройные быстрые суда, скользящие через илистые отмели во время отливов: высокие носы украшены свирепыми тварями, а на борту полно жаждущих мести людей со щитами и оружием.

Датские корабли собрались у острова Хорсег, к югу от Стуре, в широкой, полной дичи бухте. Потом серым утром, под налетевшим с моря летним ливнем, во время прилива, который в полнолуние всегда сильнее, тридцать восемь судов явились из океана и вошли в Стуре.

— Было воскресенье, и господин Этельред настоял на том, чтобы мы отслужили воскресную службу, — сказал Стеапа.

— Альфред был бы рад об этом услышать, — саркастически ответил я.

— Служба была на берегу, на который вытащили датские суда, — продолжал Стеапа.

— Почему именно там?

— Потому что священники хотели изгнать из судов злых духов, — ответил Стеапа.

И рассказал, как головы чудовищ с захваченных судов свалили на песке громадной горой и обложили плавником и соломой, снятой с ближайшей кровли. А потом, под громкие молитвы священников, эту груду подожгли. Драконы и орлы, вороны и волки сгорели, пламя взметнулось высоко, и дым огромного костра, должно быть, стало сдувать в глубь суши, когда дождь закапал и зашипел в горящем дереве.