Последняя жертва - Райчел Мид

Когда я вошла, Соня отвернулась от Дмитрия. Целая гамма чувств скользнула по ее лицу: страх, изумление, узнавание.

— Роза? — произнесла она неуверенно, как будто сомневалась, не галлюцинация ли это.

Я заставила себя улыбнуться.

— Рада снова встретиться с вами.

Но не стала добавлять: «Теперь, когда вы не станете пытаться высосать из меня жизнь».

Она перевела взгляд на свои руки, изучая их с таким видом, будто это было нечто удивительное и волшебное. Конечно, если ты был монстром, может, увидеть свои «прежние руки» и впрямь чудесно. На следующий день после трансформации Дмитрий не выглядел таким слабым, но определенно был не в себе. И тогда же у него началась депрессия. А что она? Может, жаждала снова стать стригоем, как предположил Виктор?

Я не знала, что сказать, — все это было странно и вызывало ощущение неловкости.

— Сидни поехала за продуктами, — запинаясь, сообщила я Дмитрию. — Перед этим она покараулила, чтобы я могла поспать.

— Знаю. — Он еле заметно улыбнулся. — Я заглядывал к вам.

Щеки мои вспыхнули — от смущения, что я проявила слабость и он видел это.

— Ты тоже можешь отдохнуть, — предложила я ему. — Позавтракаем, и я прослежу за обстановкой. У меня есть серьезные основания полагать, что у Виктора будут заморочки с машиной. А Роберт, оказывается, обожает «Чириоуз», так что, если ты тоже захочешь, считай, тебе не повезло. Он вряд ли с кем-нибудь поделится.

Улыбка Дмитрия стала шире. Соня неожиданно вскинула голову.

— Здесь есть другой пользователь духа, — с тревогой сказала она. — Я его чувствую. Я его помню. — Она переводила взгляд с Дмитрия на меня. — Это опасно. Мы опасны. Вам нельзя находиться рядом с нами.

— Все в порядке, — ответил Дмитрий тем мягким тоном, который я слышала редко — лишь когда он разговаривал со мной в самые безнадежные моменты. — Не волнуйся.

Соня покачала головой.

— Нет. Ты не понимаешь. Мы… Мы способны делать ужасные вещи — с собой, с другими. Вот почему я стала стригоем — чтобы остановить это безумие. И я добилась своего, вот только… это было еще хуже, некоторым образом. То, что я делала…

Вот оно — то же чувство раскаяния и сожаления, которое испытывал Дмитрий. Отчасти опасаясь, что сейчас он брякнет, что для нее тоже нет прощения, я торопливо заговорила:

— Это были не вы. Вами управляла другая сила.

Она уткнулась лицом в ладони.

— Но я сама выбрала эту судьбу. Сама!

— Это все стихия духа, — сказала я. — Ей противостоять трудно. Как вы сами сказали, под ее воздействием пользователь духа может делать ужасные вещи. Вы не способны были рассуждать здраво. Лисса все время страдает от этого.

— Василиса? — Соня устремила взгляд в пространство и, по-моему, погрузилась в воспоминания.

Несмотря на ее бессвязную речь, мне не казалось, что сейчас она так же неуравновешенна, как перед своим превращением в стригоя. Говорят, исцеление может уменьшить безумие, порожденное стихией духа; наверное, совершенная Робертом обратная трансформация частично избавила ее от тьмы.

— Да, конечно. Василиса тоже страдает от этого. — Она в панике посмотрела на меня. — Ты помогаешь ей? Избавляешь ее от тьмы?

— Конечно, — ответила я, стараясь говорить так же мягко, как Дмитрий. Однажды мы с Лиссой сбежали из Академии, отчасти как раз из-за предостережений Сони. Мы уехали, но потом вернулись и… ну, сумели остановить то, что преследует ее.

Не думаю, что в данный момент Соне следовало знать, что Лиссу преследовал тот самый человек, который сейчас сидел в гостиной. Я решила перейти к делу.

— И вы тоже можете помочь Лиссе. Нам необходимо знать…

— Нет, — прервал меня Дмитрий, без намека на мягкость. — Пока нет.

— Но…

— Пока нет!

Я сердито взглянула на него, но говорить ничего не стала. Мне очень хотелось дать Соне оправиться, но время не позволяло. Часы тикали, и необходимо было выяснить, что известно Соне. По-моему, будь Дмитрий на ее месте, он и после трансформации вполне мог сообщить нужную нам информацию. Конечно, до обращения он, в отличие от нее, не был эмоционально нестабилен. И тем не менее. Мы не можем вечно торчать в Кентукки.

— Можно мне взглянуть на мои цветы? — спросила Соня. — Выйти из дома и взглянуть на мои цветы?

Мы с Дмитрием посмотрели друг на друга.

— Конечно, — ответил он.

Мы направились к двери, и я не удержалась от вопроса:

— Почему вы выращивали цветы, когда были… тем, кем были?

Она остановилась.

— Я всегда выращивала цветы.

— Помню. Они были великолепны. И те, которые растут здесь, тоже. Вы… Вы просто хотели иметь красивый сад, даже будучи стригоем?

Казалось, она растерялась. Я уже пожалела, что задала этот вопрос, когда она наконец заговорила:

— Нет. Я не думала о красоте. Они были… не знаю. Что-то, чем можно занять руки. Я всегда выращивала цветы и хотела проверить, могу ли делать это по-прежнему. Это как… проверка моего мастерства, так мне кажется.

Мы с Дмитрием снова переглянулись. Вот как. Красота в ее мире отсутствовала. В точности как я говорила ему. Стригой известны своей самонадеянностью, и, похоже, цветы были просто демонстрацией ее возможностей. И еще это было привычное занятие; вспомнить хотя бы, что и стригоем Дмитрий читал вестерны. Став стригоем, человек лишается понятия о доброте и этике, но прежние привычки остаются.

Мы отвели Соню в гостиную, прервав разговор братьев. Соня и Роберт замерли, оценивая друг друга. Виктор одарил нас своей понимающей улыбкой.

— Выяснили, что нам нужно?

Дмитрий бросил на него взгляд сродни тому, какого удостоилась я, попытавшись расспросить Соню.

— Пока нет.

Оторвав взгляд от Роберта, Соня быстро устремилась к выходу на задний двор, но остановилась, увидев плохо залатанную дверь.

— Вы сломали мою дверь.

— Побочный эффект, — вздохнула я, периферийным зрением заметив, как Дмитрий закатил глаза.

Соня открыла дверь и вышла наружу, но тут же замерла и удивленно посмотрела вверх, на безоблачное голубое небо и утреннее солнце, заливающее все вокруг золотистым светом. Выйдя следом за ней, я почувствовала ласкающее кожу тепло. Ночная прохлада еще ощущалась, но, похоже, нас ожидал жаркий день.

Все остальные тоже вышли, но Соня ничего не замечала. Она вскинула руки, как будто стремясь заключить солнце в объятия.

— Это так прекрасно. — Она посмотрела на меня. — Правда? Ты когда-нибудь видела такую красоту?

— Прекрасно, — повторила я.

Почему-то меня охватило ощущение счастья и одновременно печали.