Королева Крика II - blueberry marshmallow

ты видишь обнимающиеся парочки на улицах, девушек, которые смотрят на своих парней горящими глазами, и думаешь — почему у меня не так? Ведь я же очень ее люблю. Неужели моей любви мало?

Федор ещё не дошел до стадии, когда любви мало. Ему ещё его любви на двоих хватало.

Она подходит к нему и целует. И Федор в ответ делает тоже самое. Голова кружится и хочется Машу обнять так, чтобы косточки трещали.

— Я это… Припасла там бутылку. И ужин приготовила. Утка по-пекински.

— Очень аппетитно звучит, — шепчет Федор, все ещё не отпуская девушку из своих рук.

Маша вообще хорошо готовила. Нельзя сказать, что прям любила это дело, но ей вынуждено пришлось научиться — отношения с родителями у нее были сложными, далекими, и, даже будучи ещё подростком, Казанцева частенько оставалась сама по себе. А потом закрутилась вся эта история — ей поставили диагноз, что вылилось заодно и в РПП.

Но сейчас ей, правда, хотелось готовить. Не для себя — для своего парня.

— Да? — игриво спросила Маша, которая и сама не спешила отстраняться. — А что ты ещё находишь аппетитным?

Девушка специально провоцировала Федора — ей хотелось большего. Намного большего.

— На самом деле — все, — честно признался Соколов, скользя губами к шее Маши, а затем поднимаясь к уху. — Мне все очень-очень нравится.

Улыбка. Его глаза сияют, когда он смотрит на нее. Она — его принцесса, его солнышко.

У Маши мурашки от его поцелуев. Его щетина чуть колет и царапает кожу ее шеи, но девушка находит это чем-то лишь ещё более пьянящим.

— Давай — пойдем есть, а потом… Я тебе расскажу кое-что про свой аппетит.

Он смеётся и целует Машу снова. И снова. И снова. Сам вспомнил про еду, но и не может оторваться от Казанцевой.

Прошлой ночью…

Васильев привычно хмурился на месте преступления. Затем — в травмпункте, наблюдая за тем, как Чопре накладывают швы. Он не мог понять — почему нападения настолько участились? Почему, убив Тимофея Миронова, преступник выжидал две недели, а за одну последнюю словно с цепи сорвался? Духоликий не оставлял за собой никаких улик. Абсолютно. Словно он, и правда, был призраком. Ему так же претила мысль о том, что убийц двое. Таким образом работа усложнялась. Очень сильно усложнялась.

Следователь подозревал, что история этого года напрямую связана с Алексеем Воробьевым — все убийства, так или иначе, крутились вокруг него и его девушки. Но Воробьев был человеком публичным — мало ли, сколько у него может быть недоброжелателей?

Проще говоря — Васильев ненавидел это дело. Ведь теперь был убит также и один из его сотрудников.

Кала не особенно умела терпеть боль, так что теперь сидела, практически обдолбанная обезболивающими, после того, как ей зашили рану в травмпункте. То был всего лишь порез, и понадобилась всего несколько швов, но все равно это было, мягко говоря, неприятненько.

Алексей же принял тридцать пять капель галоперидола — и это вместо положенных пяти. Отличная они с Чопрой, конечно, парочка.

Уже дома девушка, едва держась на ногах и инстинктивно прижимая к груди перевязанную руку, подошла к нему и буквально рухнула на диван рядом.

— Как ты думаешь — насколько велика вероятность того, что теперь всем будет очевидно, что в Далматинце я?

Кала произнесла это с усмешкой. Препараты делали свое дело.

Будто сейчас было важно именно это.

— Хорошо, что все знают, что мы с тобой пара. А то меня бы в три счета рассекретили.

Галоперидол на вкус слегка маслянистый. Некоторые говорят — никакой, но Алексей находил его достаточно противным. Вот и сейчас он выпил его с большим трудом. Просто потому, что надо. Перед глазами маячили круги. Это было отвратительно — ничего не скажешь.

Алексей старался не обращать внимание на то, что происходит, так как то было ужасно. Море крови растекалось повсюду. Он хотел закрыть глаза, чтобы никогда не видеть ничего подобного. Но, к сожалению, ничего у него не получалось.

Сидя на диване, Алексей смотрел в потолок отсутствующим взглядом. Даже когда к нему обратилась Кала, он не сразу понял, что ему нужно отвечать.

— Я думаю, что вряд ли. Сейчас внимание всех приковано к тому, что происходит на шоу в плане смертей. Гадают, кто умрет первым. Поэтому…

Впрочем, уверенным Алексей тоже не был.

— Мне кажется, что лучше подольше держать это в секрете. Мало ли что.

— И правильно делают, что гадают, — Чопра погладила возлюбленного по руке. — Я тоже гадаю.

Кто же следующий?

Сейчас.

С ужином было покончено, а бутылка «Джим Бима» уже стала початой. По телевизору шла «Маска», но Машу мало интересовал ее просмотр. И даже мелькающее на экране лицо Воробьева ее не трогало за живое, как то было раньше. Все, о чем могла думать девушка, — сидящий так близко от нее Федор. Маша одним махом допила содержимое своего стакана и отставила его на стол, переводя хитрющий взгляд на парня.

— Федь, — позвала она.

И уже в следующее мгновение Казанцева привлекла Соколова к себе для дурманящего поцелуя с привкусом медового виски.

— Молчи, — чуть напряженно просит девушка. — Ничего не говори.

Не смотря на выпивку, Маша чувствовала себя немного смущенной — она все ещё боялась глубоко внутри, что Федор просто играется с ней. Что, сделай она то, чего так хочет, он потеряет к ней интерес. Но ее все равно тянуло к нему. Тянуло до такой степени, что Казанцева уже откинулась назад, на диванные подушечки с цветастой вышивкой, утягивая парня за собой за шею.

Но, конечно, был бы Федор собой, если бы послушался ее и промолчал?

С недавних пор он очень невзлюбил «Маску». Конечно же, из-за Воробьева. Когда на экране появлялось его лицо, Соколов чувствовал себя не в своей тарелке. Он кидал быстрые взгляды на Машу, которая, казалось, ничего не замечала, и пытался оценить — насколько она заинтересована происходящим.

Ему хотелось, что она любила его так, как любила Воробьева. Он искренне не понимал, за что Маша так любит Алексея и почему не может любить его так же — он ведь чувствовал это. Возможно, тем самым шестым чувством. Знал, что если Воробьев поманит ее — она уйдёт к нему. Что если они с ней поссорятся, то Маша снова будет искать любви певца, а встречи с Федором будет воспринимать, как незначительный эпизод.

Все это Федор таил в своей душе, очень сильно боясь того, что это случится. А на поверхности — конечно же пытался завоевать Машу.