Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер

Вовлечение императорской власти в разрешение теологических разногласий означало, что разделение на правоверных и еретиков принимало политический оттенок. Людей, признанных еретиками, отныне могли не только отлучить от церкви, но и покарать согласно римским законам. Религиозное заблуждение было криминализировано. И чем яростнее делались доктринальные споры между представителями различных течений внутри повсеместно приживавшегося христианства, тем серьезнее становились политические последствия для проигравшей стороны. Один из самых известных догматических конфликтов такого рода разгорелся в начале V века и завершился целенаправленными усилиями св. Августина по искоренению учения Пелагия, радикально расходившегося с канонами. Один из отцов церкви заручился содействием императора Гонория, который в конце концов издал эдикт о запрете пелагианства и преследовании за него.

Пелагий родился в середине IV века, предположительно в Британии, и внешность, если верить св. Иерониму, имел весьма отталкивающую: «приземистый, полный и грузный от ирландской овсянки». Оказавшись в Риме на рубеже веков, Пелагий стал распространять среди верующих весьма оригинальную версию христианского вероучения и проповедовал ее там вплоть до взятия города готами в 410 году. Разорение Рима варварами дало мощный толчок к усилению богословских дебатов о причинах этого события, поскольку нужно было срочно возложить на кого-то ответственность за обрушившийся на город гнев Божий. Так не за попустительство ли еретикам наказаны были римляне? (Поднявшие голову язычники между тем и вовсе утверждали, что кару на город ниспослали оставленные старые боги.) Удалившись в Африку, Пелагий первым делом отправился на поклон к Августину, служившему епископом в Гиппоне близ Карфагена, в надежде убедить того в приемлемости своих трактовок вероучения, но встретил в его лице непримиримого противника. Августин был ярым сторонником широкой церкви под покровительством империи, которая наставляла бы на путь ко спасению великое множество слабых и немощных грешников. Пелагий же возлагал бремя ответственности за собственное спасение на личность и призывал каждого человека вести чистую и праведную жизнь, не прельщаясь земными благами. «Богатства невозможно обрести праведным путем», — утверждал он, и даже доходил до категорического заявления: «Богатство есть зло» (Пелагий, О богатствах, VII.3; V.1). Даже подавая милостыню нищим, настаивал Пелагий, богатые всего лишь возвращают обездоленным крошечную толику от огромного состояния, которое нажили, отнимая у бедных последнее. «Их ли это состояние?» — вопрошал Пелагий. Ведь приобретено оно через «насилие, творимое слугами императора и его наместников с целью грабительского обогащения с использованием должностных полномочий» (Jerome, Commentarii in Ezechielem, VI.8).

Августин отлично сознавал привлекательность и, как следствие, потенциальную опасность столь радикального воззвания к дремлющей в народе жажде восстановления попранной справедливости. В 410-х годах Пелагий не раз осуждался за еретичество и отлучался от церкви поместными соборами, но после этого просто перебирался в другую провинцию и как ни в чем не бывало продолжал свои проповеди, пока высшее духовенство не осознало, что без твердой руки императора эту ересь искоренить не получится. И тогда Августин и другие правоверные африканские епископы обратились к папе римскому с целью заручиться поддержкой самого императора, по некоторым утверждениям якобы сопроводив эту просьбу отправкой восьмидесяти чистопородных лошадей в подарок императорскому двору и кляузой с обвинением последователей Пелагия в подстрекательствах к уличным беспорядкам в самом Риме; действительно, ортодоксия — одно дело, а правопорядок — совсем другое. Как следствие, в 418 году император Гонорий лично осудил Пелагия за ересь и возмущение общественного спокойствия, после чего Пелагий скрылся где-то в Египте, и больше никто о нем не слышал. Зато сохранилась в веках ликующая формулировка «делу конец» (causa finita est), использованная Августином для оповещения клира и прихожан об окончательном решении пелагианского вопроса Римом с амвона кафедрального собора в Карфагене (Sermon 131).

Борьба с пелагианами носила, к счастью, ненасильственный характер. Однако случались внутри церкви и конфликты, оборачивавшиеся крупномасштабными уличными беспорядками и кровопролитными столкновениями. В 366–367 годах прямо в Риме разгорелись кровавые столкновения между сторонниками двух претендентов на освободившийся папский престол — Дамасия и Урсина. Язычник Аммиан Марцеллин восхищается честолюбием христиан, их ожесточенной борьбой, включавшей и насилие. Фракция Дамасия в конце концов победила, но только после того, как его сторонники сразились с соперниками в базилике Сициния; тогда погибли 137 человек (Римская история, XXVII.3.12–13).

Перед этим в Константинополе с 337 по 360 год полыхала непримиримая распря между ортодоксальной и арианской церковными общинами. Лидер ариан Македоний, стоило ему дорваться до архиепископской власти, тут же принимался насаждать среди несогласных свое толкование веры. При поддержке императора Констанция II (того самого, чей триумфальный въезд в Рим описан в начале главы), исповедовавшего арианство, его единоверцы во главе с архиепископом Македонием I стали позволять себе слишком многое даже по меркам тех времен. Захватив с помощью императора архиепископский престол, Македоний рассадил епископами и пресвитерами по епархиям и церквям своих людей и развернул гонения на инакомыслящих с целью подавления всякой оппозиции арианству и принуждения к его принятию под изощренными пытками, до которых, по словам историка Сократа Схоластика, даже варвары не додумывались. Архиепископ Македоний узнал, что в провинции Пафлагония на севере Малой Азии жители держатся ортодоксального учения, и призвал императора послать в провинцию войска. Это дало обратный эффект, когда местные жители, вооруженные только вилами и религиозным рвением, дали отпор и убили почти всех солдат. Но в конце концов зарвавшийся Македоний сподобился на такое кощунство, что лишился благоволения Констанция, а именно — пытался перенести раку с мощами его отца, св. Константина Великого, из одного храма в другой. Вылилось это в массовые волнения, закончившиеся чудовищной бойней: «весь притвор храма залит был кровью, и ею наполнилось находившееся в нем водохранилище, из которого она текла потом на портик и на самую площадь». Узнав о происшествии, император разгневался на Македония, который был низложен следующим же собором (Церковная история, II.38)[97].

Конечно же, христиане воевали не только между собой. По мере укрепления и роста ревностности христианства усиливались и репрессии против язычников. Их храмы закрывались и стирались с лица земли, а жертвоприношения и обряды объявлялись вне закона. Разрушение в конце IV века языческих храмов в Александрии Египетской, включая знаменитый Серапеон[98], спровоцировало мощное восстание язычников, которых в городе оставалось предостаточно. Они напали на христиан и многих из них убили. Число раненых было огромно с обеих сторон (Сократ Схоластик, Церковная история, V.16). Подобные выплески насилия на улицы городов, естественно, нормой жизни никоим образом не являлись, а были событиями из ряда вон выходящими, — иначе бы историки вовсе не удостаивали их своего внимания и не включали в летописи.