Ричард Длинные Руки - Гай Юлий Орловский

Из повозки задом выбрался Ланзерот, подал руку священнику. Тот едва не упал, Ланзерот повел его к нам, ноги священника заплетались, Ланзерот вел его осторожно, издали кивнул Рудольфу. Тот освободил место на бревне, вместе усадили священника. Асмер поддерживал с другой стороны. Священника трясло, он тянул к огню тонкие, иссохшие руки, они дрожали, я почти слышал, как стучат косточки.

– Бернард, – сказал Ланзерот, – ты уж терпи до утра. Принцесса уснула.

Бернард прорычал слабо:

– Я и так выкарабкаюсь. Я здоровый... А принцесса всю себя отдала этому рыжему чучелу! Хоть ей и уготовано царство небесное, а не адский огонь, как этому толстяку, но пусть это случится позже, как можно позже. Как, отец Совнарол?

Священник вздрагивал, дергался, зубы стучали. Не сразу совладал с собой, ответил тоскливо:

– Геенна огненная, адский огонь, сын мой, это все для простого люда. Заботы о пропитании не дают вместить более сложные понятия. Но ты, человек с оружием, избавленный от необходимости пахать землю и собирать урожай, мог бы понять и более высокую истину: нет божественного огня и нет адского...

Мы все молчали, ошарашенные. Бернард буркнул озадаченно:

– А что есть?

– Есть один огонь! – отрезал священник. – Он весь – от бога. В одном и том же огне чистые души находят радость и ликование душевное, а другие – я говорю о нечестивых, испытывают страшные муки.

Что для русского здорово, вспомнил я старую премудрость, то для немца смерть. А вообще-то интересный взгляд на проблему единства ада и рая.

Небо было на редкость чистое, ясное, а звезд высыпало столько, как будто вчера за день по далекому небосводу расставили добавочные сотни тысяч ламп. Цивилизованному смотреть некогда, это у пещерных людей хватало времени на классификацию, группировку в созвездиях, даже на придумывание красивых легенд, а я теперь почти что пещерник или полупещерник. Да и небо чересчур яркое, нельзя не заглядеться. И дело не только в том, что здесь нет смога, загрязнений, озоновых дыр, всяких там благ цивилизации и всяческих ее достижений. Здесь как будто к галактическому ядру куда ближе, чем я привык, не секрет же, что наша планета в самом дальнем рукаве спиральной галактики, на самом заднем дворе за курятником в свите самой зауряднейшей звезды, каких пруд пруди, а в галактике их больше, чем во всех прудах мира головастиков.

Я видел суровые, измученные лица, никто не ложился спать. И когда в ночи раздался далекий вой, Асмер, самый быстрый, сразу сказал:

– Вот они.

– Долго же гнались, – проворчал Рудольф.

– Это мы быстрые, – возразил Асмер. Шлем Ланзерота стоял рядом на земле. Руки подняли его привычно, лицо рыцаря было отрешенным, он думал явно о другом, возможно, о своем Горланде, захваченном королем Карлом. Звякнул металл, теперь я видел только железо с узкой прорезью для глаз, но при скудном лунном свете на меня из шлема взглянула, казалось, сама Тьма.

Все быстро разобрали оружие, щиты, встали в круг вокруг повозки. Даже Бернард, лежа, прикрылся щитом, а в руку велел дать ему хотя бы нож. Странно, в это страшное время, в ночи, когда нечисть всесильна, а человек слаб, я ощутил странный восторг, который никогда бы раньше не посетил мою рациональную душу. Я делал глупость, явную глупость, ибо надо все бросить и бежать отсюда, скрыться, выбрать дерево повыше и залезть на самую верхушку, пока все не утрясется и все не разойдутся, в бегстве нет стыда, вон американская морская пехота в панике бежит, завидев одного-единственного вражеского солдата, и спешно вызывает по радио артиллерию, самолеты и крылатые ракеты, чтобы потом быть без потерь. Это и есть рациональная война. А вот я такой же рациональный...

Все эти мысли хаотично проносились в моем черепе, что быстро разогревался. И мысли становились все горячечное, злее, путаннее, кровь с шумом била в уши, мышцы раздувались, а пальцы стискивали рукоять меча, как чужое горло.

Далеко внизу, у самого подножия кургана, холодно и мертво заблистало железо. Лунный свет дробился на железных шлемах, мечах, наконечниках копий, на панцирях. Я видел смутные фигуры, поднимающиеся цепью, а когда оглянулся, с той стороны кургана к нам поднималась такая же изломанная шеренга.

– Стоять! – велел Ланзерот грозно. – Мы защищаем груз, поняли? Никаких погонь, никакого бахвальства!

Сам он встал с той стороны повозки. Принцесса рядом с ним, в руках арбалет, Асмер в трех шагах, а мы с Рудольфом здесь. Похоже, Ланзерот при всей неприязни ко мне – еще бы, не уступаю ему в росте! – все же полагает, что мы с Рудольфом такая же, или почти такая же, мощь, как и он, герой и самый сильный рыцарь всего Горланда.

Враги поднимались, я, наконец, рассмотрел их лица. По коже прокатилась холодная волна. Мертвый свет луны ни при чем, лица у них бледные и... желтые, как воск. Шлемы – небольшие круглые шапки, у многих даже не шапки, а полоски металла крест-накрест, так что пугающие лица видны отчетливо.

За спиной я слышал сухие щелчки тетивы. Еще раньше металлически стукнул арбалет Ланзерота. Дважды выстрелила принцесса, но оглядываться некогда, рядом Рудольф сделал шаг вперед, освобождая себе место для замаха.

– Ну, – прорычал он, – с нами бог!

– Так кто же против нас? – добавил я. – Посмотрим...

Он сделал еще короткий шаг, замахнулся и одновременно прикрылся щитом. Я тоже шагнул вперед. Странно, страха нет, то ли потому что все нападающие на голову ниже меня, мельче да еще поднимаются снизу, а сверху так удобно по головам, то ли я слишком уж конформист: даже без особой внутренней борьбы принимаю те законы, по которым живут все.

Полоса острой стали в моей руке прорезала воздух. Да, руки у меня в самом деле длинные. Не длиннее, чем у среднестатистического жителя моего времени, но здесь это огромное преимущество. Я рубил, колол, сшибал, железо звенело о железо, сухо стучало о доспехи и совсем глухо – о кости, но всякий раз враг валился под ноги или в сторону, иногда на землю шлепались головы, руки, а то и половинки туловища.

Мой удивительный меч рассекал доспехи с такой же легкостью, как если бы они были из бумаги. А тела – словно пустые картонки, хотя на землю рушились настоящие окровавленные туши, под ногами хлюпала темная кровь, текла вниз.

Мы вырубили, как рубят молодой кустарник, первые три-четыре ряда. Рудольф радостно проревел:

– А вот и хозяева!

Следом за простыми ратниками поднимались по склону рыцари в полных доспехах. Рудольф взревел громче, гигантский топор взметнулся, как крылья ветряной мельницы. По склону вниз легче, через мгновение там раздался грохот железа, треск, крики, проклятия. Я прыгнул следом, если рыцари явились завершить победу, то просчитались, просчитались...

Мой меч рассекал доспехи почти с той же легкостью, ну как если бы рыцари были в фанерных доспехах, но и удары по моим плечам, рукам, по голове становились все мощнее. Я рубился, уже почти окруженный, начал пятиться, споткнулся, голова взорвалась от удара обухом топора, я присел, укрывшись щитом, его разбили в щепы, но я выскользнул и поспешно вскарабкался по склону к самой повозке.