Обман, или Охота на мачо - Сара Мейсон

— Ладно-ладно. Не думаю, что вам с Робин стоит столь откровенно пускать слюни при виде этого доктора. Кроме того, мы не можем больше оставаться здесь, нам нужно ехать. Холли, приехал твой друг, — произносит Джеймс и кивком головы указывает на дверь. Наверное, он ревнует Робин к очаровательному доктору. Нелегко Джеймсу живется. Я смотрю в дверной проем и вижу статную фигуру Бена.

— Бен! — восклицаю я, когда он входит, покрывая тремя гигантскими шагами расстояние от двери до моей койки. — Вчера вечером звонила Лиззи, я так беспокоился! — Он наклоняется и целует меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Просто прекрасно.

Я представляю Бена тем, кто с ним незнаком, и он пожимает всем руки. Затем садится на край моей кровати:

— Так что случилось?

Я долго рассказываю ему о дереве и то и дело указываю на Джеймса, который стоит, прислонившись к дальней стене, и выглядит удрученным. Я очень рада, что пришел Бен. Беда всегда сближает людей.

— Сколько тебе еще лежать здесь?

— Слава Богу, сегодня меня отсюда выпустят!

Он хмурится:

— У меня сегодня тренировка, но твои родители могли бы отвезти тебя домой, да?

— Конечно, нет проблем.

В палату быстрым шагом входит медсестра. У нее доброе заботливое лицо в морщинах и светло-рыжие волосы, которые, подобно языкам пламени, торчат из-под шапочки. Вместо приветствия она весело интересуется у присутствующих, все ли в порядке.

— Здесь слишком много народу, не так ли? Почему бы вам не пойти в столовую попить чаю и дать пациентке возможность спокойно съесть свой ленч? Возвращайтесь через полчаса.

Аллилуйя! Да здравствует медперсонал! Джеймс, Робин и Бен прощаются и уходят, а мои родители и Лиззи отправляются в столовую.

— Вы в порядке, милочка? Должно быть, от такого количества людей у вас разболелась голова!

Я улыбаюсь и с чувством благодарности откидываюсь на подушку. Медсестра суетится вокруг меня, поправляет мне покрывало и поднимает упавшую на пол подушку:

— Вы репортер, да? Напарница Дика Трейси?

— Да. Да, это я.

— Я как раз дежурила, когда вас доставили сюда. Этот ваш детектив вел себя абсолютно правильно.

Мое тело, лежащее под одеялом, невольно напрягается. Ну вот. У меня возникает ощущение, что эту медсестру подослала моя мама.

— Он заполнил все необходимые документы. А после того как вас поместили в палату, я сказала ему: «Джек! Вы выглядите в точности как на фотографиях!», и он посмотрел на меня так, словно я сумасшедшая!

Я немного расслабляюсь. Разумеется, Джеймс посмотрел на нее как на сумасшедшую. Она была немного не в себе; а он просто забыл, что в «Дневнике» он фигурирует под именем Джек.

— Кто из этих молодых людей ваш парень? — продолжает она.

Ну, наконец-то хоть кто-то правильно понимает ситуацию. Хоть кто-то понимает: тот факт, что я посвящаю свои статьи определенному человеку, еще не означает, будто мы с этим человеком сгораем в пламени обоюдной страсти.

Я улыбаюсь, обрадовавшись ее вопросу:

— Тот высокий блондин. Он играет в регби за бристольскую команду.

— Правда? Он очень симпатичный.

— Да, это правда, — искренне отвечаю я.

— Вы, наверное, очень любите его.

— Да, я…

Я останавливаюсь в замешательстве:

— Почему вы говорите об этом?

Она смотрит на меня:

— Потому что ночью во сне вы звали его. Да, целую ночь. Вы бредили. Я села рядом с вами и дождалась, пока вы успокоитесь, но час спустя вы снова начали звать его.

— Простите, — с чувством раскаяния говорю я.

— Ничего страшного, милочка. За этим я здесь и нужна; кроме того, мне было даже приятно слышать все это.

Мне бы хотелось, чтобы здесь оказались Лиззи и мама, и услышали рассказ медсестры. Это доказало бы, что они не правы в своих глупых подозрениях. Тут мне в голову приходит ужасная мысль. Я стараюсь выкинуть ее из головы, но она возвращается вновь. У меня начинают потеть ладони, и я не знаю, как спросить медсестру о том, что мне нужно знать.

— А я звала его по имени или по прозвищу? — непринужденно спрашиваю я.

— По имени, милочка. Определенно по имени.

Пауза.

— Имя Джеймс не похоже на прозвище, правда ведь?

Я смотрю на принесенный мне поднос с ленчем, стараясь поймать одну из проносившихся в моей голове мыслей. Джеймс. В бреду я повторяла его имя. Ну и что? Из-за него я получила удар по голове; поэтому понятно, что я и думала о нем. Правильно. Да, должно быть, все дело в этом. Он был последним, кого я видела перед тем, как потерять сознание, и вполне естественно, что я звала его. Скорее всего, я хотела сказать: «Джеймс, ты последний мерзавец».

Я решительно хватаю вилку и смотрю на картофельный салат. У меня в руках точно такой же поднос, какие дают пассажирам в самолете. Наколов на вилку кусочек ветчины, я думаю о том, что поведала мне медсестра. Она, кажется, сказала, что я произносила его имя с теплотой. Проглатываю еду. А еще — что я, должно быть, очень люблю его. Бросаю пластиковую вилку, откидываюсь на подушки и чувствую, что начинаю заливаться румянцем. Проклятая репа. А что, если в тот момент, когда я произносила его имя, он был рядом? Что если Джеймс все слышал?

Что я испытываю по отношению к нему? Действительно, что? Я сосредоточенно вспоминаю несколько недель, проведенных вместе с Джеймсом. Вспоминаю его лицо, глаза, улыбку. Потом начинаю думать о его свадьбе, о Флер. И тут я все понимаю. Меня пронзает боль. Сама мысль о его свадьбе становится невыносимой. Я знаю, что люблю его.

У меня начинает дрожать нижняя губа. Как, черт возьми, это могло случиться? Еще одна жуткая мысль приходит мне в голову. Господи, это настолько очевидно… Нижняя губа продолжает предательски дрожать. Все, абсолютно все считают, что между нами что-то происходит. Моя мама, Лиззи, миссис Мердок из деревни, даже женщина из больничной столовой. А с чего они это взяли? Просто я написала об этом, вот с чего. Виноват не он, а я. Виной всему не то, как он относится ко мне, а то, как я к нему отношусь. Все оттого, что я открыто выражала в «Дневнике» свои чувства, это было написано черным по белому, для всеобщего обозрения, и люди, разумеется, подумали, что в этом деле не обошлось без романтики. Из-за того, что в последние две недели я с радостью описывала те случаи, когда мы с Джеймсом просто разговаривали друг с другом, а не ругались (что само по себе было прогрессом), все решили, что между нами «что-то происходит». Какой идиотизм! И как бы я хотела, чтобы это было правдой.

Я прижимаю ладонь ко рту. Как я могу так думать? Как? Ведь Флер так хорошо ко мне относится!