Влюбись в меня - Дженнифер Арментроут

Нахмурившись, Рис опустился на колени передо мной и положил руки на бедра.

– Милая, ты не виновата в том, что с ним случилось.

– Виновата, – прошептала я, не в силах сказать это в полный голос. – Ты не понимаешь. Тебя там не было. Это я усугубила ситуацию.

– Рокси… – начал Рис.

– Генри тогда приставал ко мне.

– Рокси, ты не сделала ничего плохого, – сказал Рис, и его лицо исказилось от гнева и печали. – Ты вправе сказать парню «нет». И ты не должна переживать о последствиях. Ты ни в чем не виновата.

Я покачала головой.

– Он всегда ко мне приставал, и это было нормально. Но он оскорбил Чарли. Назвал его гомиком. – Задрожав, я обхватила себя руками за талию. – Я накричала на Генри. Он принялся обзывать Чарли. Чарли все просил меня остановиться, но я не могла, ведь я знала, как сильно он из-за этого переживает. Он терпеть не мог все эти оскорбления. Они его задевали. Генри спросил, не «лесбуха» ли я. Мол, может, поэтому я и общаюсь с этим «голубком». И тут я взорвалась. Я толкнула Генри. Как оттолкнула тебя. – Я согнулась пополам и уставилась на собственные ноги. Тот вечер снова оживал у меня в голове. – Чарли схватил меня и повел прочь. Генри тоже пошел своей дорогой. И тогда я… обернулась и сказала… Я сказала, чтобы он проваливал дрочить в душе, потому что на большее такому уроду, как он, не стоит и рассчитывать.

Рис закрыл глаза.

– Тут он схватил камень и швырнул его нам вслед, – сказала я и покачала головой. – Если бы я просто промолчала, мы разошлись бы в разные стороны, и все сложилось бы иначе. Да, я боюсь. В этом ты прав. Я ужасно боюсь потерять тебя и снова ощутить эту боль, но дело не только в этом. Разве я имею право заниматься тем, чем хочется, когда у Чарли этого права уже не будет? Я сболтнула лишнего. Я усугубила ситуацию. Разве людей за такое в тюрьму не сажают? Разве это не пособничество нападению? Не пособничество убийству? Разве я тебя заслуживаю? Разве я заслуживаю заниматься любимым делом до конца своей жизни?

Когда Рис открыл глаза, в них не было ни осуждения, ни порицания – одна боль.

– Слова, – тихо сказал он. – Ты просто обронила несколько слов, как и Генри. А ты знаешь, что слова могут причинить огромный вред. Я не говорю, что это не так. Порой слова ранят сильнее ножа. Но не ты подняла тот камень. Не ты его швырнула. Это решение принял Генри. Похоже, он больше всего на свете жалеет о нем. Вряд ли он понимал, что может так сильно покалечить Чарли, но этого уже не изменить. И ты не можешь забрать свои слова назад, но, Рокси… – он приподнялся на коленях и медленно, нежно взял мое лицо в ладони, – ты не виновата в случившемся с Чарли. Это не ты его покалечила. Это был Генри. Я понимаю, моих слов недостаточно, чтобы ты это поняла, но я каждый день буду напоминать тебе, что ты, черт возьми, заслуживаешь всего, что только может предложить тебе эта жизнь.

Я всхлипнула. Глаза защипало. Все затуманилось, по моим щекам потекли слезы.

– Помнишь, что я сказал тебе в спальне? Я тоже боюсь. Порой я тоже задаюсь вопросом, чего заслуживаю, но теперь мы вместе. Падай вместе со мной, – сказал он, поглаживая большими пальцами мои скулы. – Позволь себе упасть, малышка. Я тебя поймаю. Я помогу тебе справиться с этим. Ты просто должна рискнуть.

Тут я сломалась и разразилась рыданиями, ужасными, душераздирающими рыданиями, которые никому не добавляли привлекательности. Слезы наконец одержали верх. Я плакала обо всем: чего лишился Чарли, что пришлось сделать Рису, даже о Генри – потому что в тот момент я вдруг очнулась и осознала, что, швырнув тот камень, Генри выбросил на помойку собственную жизнь, и это тоже было страшно, ведь Рис, возможно, был прав. Быть может, Генри этого не хотел. Я плакала, потому что наконец вышла из ступора. Мне было больно. Я боялась. Шесть лет назад я начала терять своего лучшего друга, но за все это время так и не попробовала отпустить всю боль, и ненависть, и другие жуткие чувства.

Я даже не заметила, как соскользнула с бортика ванной и оказалась в объятиях Риса, но он сдержал слово и поймал меня, когда я упала, рассыпаясь на части.

– Голова болит.

Рис осторожно поглаживал меня по волосам и массировал болевые точки.

– Ибупрофен скоро подействует.

Казалось, он не действовал целую вечность. В висках пульсировала боль. Болели даже глаза. Вполне возможно, от рыданий у меня повредился мозг. Как только слезы потекли по щекам, внутри меня словно прорвало плотину. Понятия не имею, сколько мы сидели в ванной. Рис обнимал меня, а я поливала слезами его парадную рубашку. Я почти не заметила, как в какой-то момент он поднял меня с пола и перенес на кровать. Он не отпускал меня несколько часов, пока не отлучился за водой и таблеткой ибупрофена. Вернувшись, он снял рубашку и брюки и натянул легкие спортивные штаны, прежде чем снова лечь со мной рядом. Я по-прежнему оставалась в майке и трусиках, но в тот момент в этом не было ровным счетом ничего сексуального.

Я лежала у него на груди как безжизненная кукла. Он гладил меня по голове. Несколько часов назад стемнело. Мы с самого утра ничего не ели, но не могли найти силы встать с кровати и приготовить себе хоть что-нибудь.

– Прости, что я так разрыдалась, – сказала я.

– Не глупи. Позволь мне быть твоей личной жилеткой. Я способен и на другие, более интересные, вещи, но можно считать меня многозадачным.

Я улыбнулась, смотря в пространство.

– Мне нравятся эти более интересные вещи.

– Знаю.

Погладив его по животу, я сделала глубокий вдох. Как ни странно, он не отдался болью. Мне нужно было время, чтобы принять свою роль в судьбе Чарли. Возможно, мне было не под силу полностью избавиться от чувства вины, но я хотела попытаться. Я правда решила попытаться, впервые за все время.

– Можно я кое-что тебе скажу? – спросил Рис.

– Ты можешь сказать мне что угодно.

– Ловлю тебя на слове, – бросил он. – Я не люблю прощаться.

– Я… помню, – нахмурившись, ответила я. – Ты однажды это говорил.

– Да, говорил. Я сказал тебе, что мы не прощаемся. Мы целуемся. Черт, мы можем говорить друг другу что угодно, но только не слова прощания.

– Почему? – шепнула я, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.

Последовала пауза.

– Слишком уж они окончательные. Учитывая, где я работаю, я вовсе не хочу, чтобы ты слышала, как я прощаюсь с тобой. Я уж позабочусь, чтобы прощание не стало последним, что ты от меня услышишь.

Поежившись, я представила, как однажды снимаю трубку или открываю дверь перед… Я отбросила эти мысли. Здесь дело было не в рисках. Я просто не могла и не хотела думать о том, что однажды он может не вернуться с работы.

– Рокси, я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я упрямый сукин сын. Ты это знаешь. Я не исчезну из твоей жизни без боя. Обещаю.