Карабах – горы зовут нас - Эльбрус Иззят оглы Оруджев

обычаю поцеловались. Акиф сыпал шутками по поводу его внешнего вида, стараясь, как можно дальше оттянуть ту минуту и спросить о своих двух сыновьях, которые воевали в Агдамской бригаде у старшего брата Эльхана. По его глазам полковник догадался, что это волнует Акифа, не дожидаясь вопроса, сказал:

— Дядя я не оттуда, так что извини, мне нечего сказать тебе. Тот сразу все понял и не стал уточнять. Откуда приехал полковник и где он был? Все дни после падения города Шуша во всех оппозиционных газетах писали про предательство полковника, командира Шушинского гарнизона. Называли его фамилию, обвиняя полковника чуть ли не во всех бедах, что постигли Азербайджан. Даже сообщалось, что его родители, а именно мама армянка и он специально приехал в город, чтобы сдать его противнику. Все это Акиф читал в ежедневных газетах, прекрасно понимая, что в Баку ищут «козла отпущения» и не обращал внимания на написанное, но обида за своего двоюродного брата не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Да и мать его, любимая всеми бибишка(тетя), не находила слов возмущения, хотя и повторяла постоянно, что на «каждый роток не накинешь платок». Услышав о приезде полковника, Акиф заспешил на встречу, желая воочию увидеть его и расспросить, обо всех тех слухах, что распространяли газеты, но, увидев своего родственника, он понял, что тому сейчас не до рассказов. Они поболтали о последних деревенских новостях, о том, что творится в Баку с властью, обходя щепетильные вопросы. Сестра разлила чай по стаканам и подала первый — брату.

Полковник протянул руку, чтобы взять чай, но неловко зацепил блюдце рукой и горячий чай пролился на руку. Боль пронзила его сознание, он, закусив губу, еле сдержался, чтобы не закричать и открыл глаза. Перед ним стояла медсестра в белом халате и расставляла завтрак на тумбочке.

— Простите меня, пожалуйста, — медсестра чуть не плакала. Вы спали, и мне не хотелось вас будить. Думала потихоньку все расставлю, но вы вдруг откинули руку, и зацепили за край тумбочки, чай пролился и несколько капель попали вам на руку. Медсестра волновалась. Не зная, что предпринять. Полковнику стало жаль эту красивую девушку, и он через силу мило улыбнулся ей.

— Не переживай, сестричка, нежно сказал он, вспомнив, где и что с ним произошло. Та засуетилась, взяла его ладонь и салфеткой осторожно стала вытирать капельки чая. Прихватив поднос, она стремительно вышла из палаты. Видения постепенно стали расплываться, как туман в горах, когда налетает ветер, и как дворник, огромной метлой разгоняет пелену тумана, загоняя его в расщелины гор, будто заметая ненужный мусор.

Тоска постепенно улеглась, дыхание выровнялось, и полковник окончательно проснулся. В палате никого не было, если не считать лежащего рядом солдата, который спал, натянув одеяло на лицо. Он взялся руками за поручни у изголовья кровати и осторожно стал подтягивать свое тело, чтобы оглядеть всю палату. Голова гудела, но боль была терпимая. Левая рука, выше локтя, была перетянута тугой повязкой. Скоро должен был начаться ежедневный обход врачей. Как всегда перед обходом, первой заходила в палату старшая медсестра, легонько трогая за руку раненых бойцов, будила их, потом раскрыв журнал проводила перекличку.

В последний раз, когда полковник очнулся после операции, в палате было шесть человек, все тяжело раненые. У постели парня, у которого был перебит позвоночник, всегда дежурил его отец, сейчас почему-то его не было. Может быть, он вышел по своим делам или пошел за принадлежностями, чтобы умыть своего сына, он это делал каждое утро.

Повернув голову влево, полковник увидел в окне забавную сценку. На ветках сидели два воробья и дрались за корочку хлеба. Маленький, с хохолком на макушке воробышек, державший в клюве небольшую корочку, ловко увертывался от своего собрата, пытающегося отнять у него заветное лакомство. Полковник так увлекся этой сценкой, что не сразу заметил вошедших врачей. Однако сразу уловил сладкий запах, чьих-то французских духов.

Этот тонкий аромат и свежие, сверкающие белизной халаты врачей, никак не подходили к убогой палате, стены которой не освежались наверно с того времени, как был построен этот госпиталь. Представляя раненых солдат, медсестра сыпала медицинскими терминами, которые были понятны, наверно, только ей, одной. Она докладывала сменному врачу, о состоянии больных, проводимых процедурах, а также делала записи указаний врача.

Вот они подошли к полковнику и замерли.

— Ну, как вы себя сегодня чувствуете, — спросил сухощавый с тонкими усиками врач, беря его за запястье и слушая пульс. Дежурная медсестра, найдя в журнале нужную страницу, касающуюся полковника, стала читать запись.

— Больной спал, беспокойно, несколько раз приходилось колоть ему успокоительное, так как практически невозможно было его утихомирить. Температура была стабильная 37.4, давление превышало норму 180 на 100. Дальше она стала читать название каких-то лекарств, предписанных полковнику.

— Ну что же, — сказал врач, отпуская руку, — все хорошо, надо будет перевести его, как решил профессор Рак в палату интенсивной терапии в летную экспертизу. Врачи удалились.

Буквально за ними в палату вошли несколько бородатых людей в камуфляжной форме. Лица их были черные от постоянного нахождения на солнце и ветру. Каждый держал перед собой какие-то кульки и свертки в руках.

Они с порога стали всматриваться в лица лежащих раненых солдат. Увидев полковника, рванулись к нему. Он не сразу узнал вошедших бойцов, невольно прикрыл глаза.

— Командир это мы, вы нас не узнаете? А меня, а меня, — посетители, перебивая друг друга, следили за взглядом полковника.

— Ну, кто же вас не узнает, таких чертей, — он постарался улыбнуться. Алиев Низами, Рустамов, а это кто, он указал глазами на стоящего в стороне невысокого роста бойца. Все расступились, пропуская вперед солдата с букетом цветов.

Только теперь он узнал Зибейду, эту отважную девушку, которая второй год была на передовой. Та смущенно подошла, положила цветы на тумбочку и наклонившись одарила полковника нежным поцелуем.

— Значит, не забыли еще меня, товарищ командир? — она провела рукой по повязке на его голове.

— Как же тебя можно забыть, если ты как репей, прилипла к нам еще в Шуше и с тех пор мы уже не можем избавиться от тебя — пошутил полковник, все заулыбались. Зибейда чисто профессионально стала расспрашивать раненных бойцов о ранении, где получили и как себя сейчас чувствуют. Раскрывая принесенные кульки, выкладывала на их тумбочки фрукты, сладости и бутылки с напитками. Ребята, такие родные, стояли, смущенно потупив в пол свои взгляды. Они впервые видели своего командира в таком положении и никак не могли справиться со своим волнением. Постепенно волнение улеглось, и они