Секс и тщеславие - Кевин Кван

— Я не понимаю. Почему это секрет? Почему ты ведешь себя так, будто сейчас девятнадцатый век и ты какой-то подлец, который собирается разрушить жизнь девушки, разорвав помолвку? Ну, бросила ты Сесила. Не сомневаюсь, тысяча девушек будет виться вокруг, пытаясь захомутать его, как только новости станут достоянием общественности.

— Не хочу, чтобы Джордж и его мамаша питали какие-то иллюзии на мой счет. И я определенно против того, чтобы наша родня решила, будто меня интересует Джордж Цзао!

— А если и решат, что с того?

Люси недоверчиво посмотрела на нее:

— Поверить не могу, что приходится объяснять тебе очевидные вещи. Ты правда не понимаешь? Им пришлась не по душе даже моя помолвка с Сесилом. А теперь представь, что будет, если я притащу домой кого-нибудь вроде Джорджа! Я так и слышу ехидные комментарии Тедди и Кэки.

— Господи, а тебе не плевать на них?

— Шарлотта, да ты первая была против моего сближения с Джорджем, когда мы впервые встретились на Капри, или уже не помнишь?

Шарлотта на мгновение замолчала, пытаясь подобрать деликатные слова, чтобы ответить Люси, не испугав ее.

— Знаешь, Капри, кажется, остался в другой жизни. Надеюсь, ты понимаешь, что я ничего не имела лично против Джорджа. Просто тебе было девятнадцать, а то видео с дрона вполне могло стать вирусным, вот чего я опасалась, но меня больше ничего не волновало в отношении Джорджа.

— Но ты пыталась меня пристыдить! Сказала, что меня тянет к нему из-за рецессивных генов!

Шарлотта пришла в ужас:

— Я правда так сказала? Господи, это было так давно…

— А теперь ты сменила пластинку? Всю мою жизнь вы, Барклаи и Черчилли, заставляли меня чувствовать себя изгоем в семье, словно я какой-то маленький тролль на чердаке.

— О чем ты говоришь? Ничего подобного не было!

— Почему каждый раз, представляя меня новому знакомому, ты спешишь объяснить, каким именно родством мы связаны? Наша бабушка-расистка делает то же самое, как будто никто никогда не поверит, глядя на мое лицо, что я действительно Черчилль и по праву внесена в список Черчиллей в «Светском календаре»!

— Люси, бабушка много чего себе позволяет, но она точно не расистка. Она невыносимый сноб со своим багажом, и для нее существует множество запретов, жертвой которых пала и я сама.

Люси яростно покачала головой:

— Мне очень жаль, но бабушка — расистка.

— Но бабушка любит тебя! — настаивала Шарлотта.

— Можно любить кого-то, не осознавая, что ты относишься к нему как расист. Разве непонятно? Неужели ты этого не видишь? Особенно после того, как бабушка обращалась с тобой из-за парня-еврея?

Шарлотта села на кровать Люси, явно обеспокоенная. Ей, опутанной коконом привилегий, даже в голову не приходило приравнивать собственные невзгоды к бедам двоюродной сестры.

— Знаешь, Люси, вскоре после смерти твоего отца бабушка созвала часть родни на обед. Мы все прекрасно понимали, что в нашей семье найдутся узколобые, заносчивые типы, а твой отец больше не мог провести вас через этот запутанный лабиринт. Бабушка хотела сплотить семью и обогнуть препятствия, потому что теперь нашим долгом было защитить тебя и твоего брата, и мы пытались сделать лишь это.

— Но из-за этой так называемой защиты я всю жизнь чувствовала себя законченным фриком! — закричала Люси.

Шарлотта глубоко вздохнула:

— Это последнее, чего бы нам хотелось. Я никогда не догадывалась, что ты можешь о себе так думать. Ну то есть… я бы все отдала ради такой кожи, как у тебя! Мне всего сорок два, а я начинаю напоминать сумку «Биркин» из крокодила.

— Шарлотта, тебе сорок девять!

— Тсс! Я хотела сказать: мне искренне жаль, если тебе хоть раз померещилось, что я веду себя бесчувственно. Ты знаешь, я всегда тебя обожала. Ты моя любимая сестренка. Ад замерзнет раньше, чем я соглашусь поехать куда-то с Кэки.

— Если ты меня и правда любишь, помоги мне. Я собираюсь позвонить сестрам Ортис прямо сейчас по поводу Монголии и рассчитываю на твою полную поддержку, если мама поднимет шум. А сейчас мне нужно надавать Фредди по шапке, прежде чем он отправится в «R&T»[128], — сказала Люси.

Люси пошла по коридору к комнате Фредди мимо кабинета матери. Заглянув внутрь, она заметила белый конверт, лежащий у двери на плетеном подносе, который Мэриан, зацикленная на порядке, всегда использовала для исходящей почты. На лицевой стороне почерком матери было написано: «В совет кооператива». Заинтересовавшись, Люси осторожно открыла незапечатанный конверт, и ее худшие подозрения оправдались. Внутри лежало рекомендательное письмо для Розмари Цзао, которое мама написала в правление кооператива, — то была настоящая хвалебная ода, и Люси не сомневалась, что мнение Мэриан будет иметь большое значение для правления.

Нет-нет-нет, мысль о Розмари, живущей в том же доме, всего в нескольких этажах от нее, просто невыносима! Люси не хотела сталкиваться с ней и Джорджем в лифте, не хотела, чтобы Розмари вторглась к ним в квартиру с новыми блюдами китайской кухни, действуя на пару с ее внезапно воодушевившейся матерью. Словно одержимая какой-то манией, Люси уселась за стол Мэриан, открыла ноутбук и начала лихорадочно строчить новое письмо, и сердце бешено колотилось, пока она стучала по клавишам. Закончив, Люси напечатала новую версию на фирменном бланке матери, быстро подделала подпись и положила запечатанный конверт обратно в лоток для исходящей корреспонденции.