Дом странных детей - Рэнсом Риггз

— Готова ли я добраться до этого гада и расплавить его мерзкую рожу? А как же! — отозвалась она, показывая мне руки, между ладонями которых вспыхнула огненная дуга.

* * *

Мы с Эммой перебрались через погнутую корабельную дверь, после броска Бронвин лежавшую на ступенях, и вошли в помещение маяка. Оно представляло собой узкую, совершенно вертикальную комнату, нечто вроде колодца, в котором доминировала тощая винтовая лестница, штопором поднимавшаяся от пола до каменной площадки более чем в сотне футов над нашими головами. Мы слышали шаги Голана, тяжело взбиравшегося наверх, но было слишком темно, чтобы разглядеть, насколько высоко он успел подняться.

— Ты его видишь? — спросил я, запрокидывая голову и вглядываясь в исчезающую где-то вверху лестницу.

Ответом мне послужил выстрел. Пуля попала в стену совсем рядом со мной и срикошетила куда-то в сторону. За первым выстрелом последовал второй. На этот раз пуля угодила в пол у моих ног. С бешено бьющимся сердцем я отпрянул в сторону.

— Сюда! — крикнула Эмма.

Схватив меня за руку, она увлекла меня в то единственное место, куда Голан не мог попасть, как бы ни старался, — к подножию лестницы.

Мы поднялись на несколько ступеней — они были чудовищно расшатаны и плясали под нашими ногами, как лодка в плохую погоду.

— Это какой-то ужас! — воскликнула Эмма, вцепившись в поручень побелевшими от напряжения пальцами. — Даже если нам удастся взобраться наверх, не свалившись вниз, он нас просто пристрелит!

— Если мы не можем подняться, надо заставить его спуститься, — предложил я и начал изо всех сил раскачиваться взад и вперед, дергая за поручень и топая ногами.

Несколько секунд Эмма смотрела на меня как на конченого психа, но потом поняла мой замысел и начала буянить вместе со мной. Вскоре лестница заходила ходуном.

— Что, если она возьмет и обвалится?! — прокричала Эмма.

— Будем надеяться, что этого не произойдет!

Мы затрясли перилами еще сильнее. Посыпались болты и шурупы. Лестница колыхалась так сильно, что я с трудом удерживался на ногах. Голан завизжал, осыпая нас изысканными ругательствами. И вдруг что-то загремело по ступеням и через пару мгновений упало на пол где-то совсем рядом.

Первым, о чем я подумал, было: О Господи, что, если это клетка? Я бросился вниз и, миновав Эмму, упал на колени, в темноте шаря ладонями по полу.

— Что ты делаешь? — закричала Эмма. — Он тебя убьет!

— Не убьет!

Я с торжествующим видом поднял вверх пистолет Голана. Он все еще был теплым от стрельбы и показался мне очень тяжелым. Я понятия не имел, есть ли в нем еще пули, и не знал, как это проверить в кромешной тьме. Я тщетно пытался вспомнить хоть что-то из тех немногочисленных уроков стрельбы, которые дедушке было позволено мне дать. В конце концов я просто взбежал по лестнице обратно, туда, где ожидала меня Эмма.

— Он наверху, и деваться ему некуда, — сообщил я ей очевидный факт. — Мы должны быть очень осторожны. Надо попытаться урезонить его при помощи веских аргументов, иначе никто не знает, что он может сделать с птицами.

— Я сброшу его вниз, вот и все аргументы, — сквозь зубы процедила Эмма.

Мы начали подниматься по лестнице. Она раскачивалась во все стороны и была такой узкой, что идти можно было только друг за другом и к тому же пригнувшись, чтобы не удариться головой о верхние ступеньки. Я молился о том, чтобы разболтанные нами крепежи не оказались теми, что удерживают несущие конструкции лестницы.

Взобравшись на самый верх, мы замедлили шаг. Вниз я не смотрел, сосредоточившись на своих ногах, ступающих по шатким ступеням, и руках, одна из которых скользила по перилам, а вторая — сжимала пистолет. Ничего иного в этот момент для меня не существовало.

Я подобрался, готовясь к неожиданному нападению, но все было тихо. Лестница оканчивалась люком, ведущим на каменную площадку у нас над головами. Сквозь отверстие люка в башню проникали холод ночи и порывы ветра. Я высунул в дыру пистолет, а затем уже голову. Я был готов к драке, но Голана нигде не было. С одной стороны от меня где-то наверху вращался прожектор маяка, защищенный толстым стеклом. Вблизи его свет был ослепительно ярок и, обращаясь в нашу сторону, вынуждал меня зажмуривать глаза. С другой стороны площадку ограждал тощий поручень. Дальше была бездна, а под ней — скалы и бурлящее море.

Я выбрался на узкую площадку и обернулся, чтобы помочь Эмме. Мы стояли, прижавшись спинами к теплому кожуху прожектора и глядя в ледяную ночь.

— Птица где-то рядом, — прошептала Эмма. — Я ее чувствую.

Она сделала резкое движение кистью, и у нее на ладони вспыхнул огненный шар. Его насыщенный цвет и воинственная яркость подсказали мне, что на этот раз она вызвала к жизни не свет, а оружие.

— Нам надо разделиться, — прошептал я. — Ты обходи башню с одной стороны, а я пойду тебе навстречу. Таким образом мы не позволим ему ускользнуть.

— Джейкоб, мне страшно.

— Мне тоже. Но он ранен, а его пистолет у нас.

Она кивнула, коснулась моей руки и повернулась, чтобы идти.

Я медленно обходил прожектор, сжимая пистолет и лихорадочно гадая, заряжен ли он. Постепенно в поле моего зрения возникла обратная сторона башни.

Я увидел Голана. Он сидел, низко опустив голову и прижавшись спиной к ограждению, а клетку держал между коленями. У него была рассечена переносица — по лицу, как багровые слезы, струилась кровь.

На прутьях клетки был закреплен красный огонек, мигавший с интервалом в несколько секунд.

Я сделал еще один шаг, а он поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо было выпачкано кровью, сосуды в одном из белых глаз полопались, а в уголках рта выступила слюна.

Он, пошатываясь, поднялся — клетка в руке.

— Поставь клетку.

Он наклонился, сделав вид, что подчиняется приказу, но неожиданно дернулся в сторону и попытался убежать. Я вскрикнул и бросился в погоню, но как только он исчез за прожектором, я увидел вспышку, и Голан с воем ринулся обратно ко мне. Свободной рукой он прикрывал лицо, а его волосы дымились.

— Стоять! — завопил я, и он понял, что бежать ему уже некуда.

Он поднял клетку, свою последнюю надежду на спасение, и злобно ее тряхнул. Птицы закричали, пытаясь клюнуть его сквозь толстые прутья.

— Вы этого хотите?! — кричал Голан. — Ну, давайте, сожгите меня. Птицы тоже сгорят! Выстрелите в меня — и я брошу их вниз!

— Не успеешь, если я выстрелю тебе в голову.

Он захохотал.

— Да ты при всем желании не способен выстрелить из пистолета. Не забывай, что я очень близко знаком с твоей несчастной хрупкой психикой. Тебе до конца жизни будут сниться кошмары.

Я попытался представить себе, как это будет. Вот я сгибаю палец на спусковом крючке, нажимаю… Выстрел, отдача. Что в этом трудного? Почему моя рука дрожит при одной только мысли об этом? Сколько тварей убил мой дед? Десятки? Сотни? Если бы он стоял сейчас здесь, на моем месте, Голан был бы уже мертв. Он распластался бы на бетонном полу там, где сидел, не успев встать. Дед бы такого момента не упустил. А от меня эта возможность уже ускользнула. Каждая секунда моей чертовой нерешительности может стоить имбринам жизни.