Площадь и башня. Cети и власть от масонов до Facebook - Ниал Фергюсон

Вопреки прежним заявлениям о том, что НДСАП является партией крестьян, или северян, или среднего класса, ей удалось завоевать поддержку самых разных слоев населения по всей Германии. Анализ на уровне главных избирательных округов этого не раскрывает и делает преувеличенный упор на различия между областями. Недавнее исследование, сосредоточившееся на самой маленькой избирательной единице (Kreis – круг), обнаружило исключительную широту электората нацистов[776]. В возникающей картине просматривается почти фрактальная закономерность: каждый избирательный округ несколько напоминает карту всей страны в миниатюре, а главные очаги поддержки (Ольденбург в Нижней Саксонии, Верхняя и Средняя Франкония в Баварии, северные районы Бадена, восточная область Восточной Пруссии) рассредоточены по всей стране. Правда, те места, где особенно много людей голосовали за нацистов, чаще всего находились в центральной, северной и восточной частях, а те места, где за них голосовали мало, с большей вероятностью обнаруживались на юге и западе[777]. Но самое главное другое: нацисты сумели добиться определенной поддержки почти во всех слоях местной политической среды и охватили разнородные избирательские массы Германии с таким успехом, какого никогда не наблюдалось ни раньше, ни позже. Электоральная база нацистов не обнаруживала пропорциональной зависимости от уровня безработицы или от доли рабочих в населении. В некоторых районах до двух пятых избирателей, голосовавших за нацистов, принадлежали к рабочему классу – что вызвало ужас и изумление у руководства компартии. Единственным значимым фактором, сдерживавшим рост нацистского электората, была относительно высокая сопротивляемость Партии католического центра – по сравнению с теми партиями, которые до тех пор пользовались поддержкой немецких протестантов[778].

Словом, национал-социализм являлся движением, и можно сказать, что Гитлер, его харизматический лидер, набрал молниеносную популярность между 1930 и 1933 годами. Многим наблюдателям казалось, что происходит нечто вроде религиозного пробуждения. Сержант одного штурмового отряда (Sturmabteilung) объяснял: “Наши противники… совершили фундаментальную ошибку, приравняв нас как партию к экономической партии, к демократам или к марксистским партиям. Все эти партии оставались всего лишь группами по интересам, в них не было души, не было духовных уз. А Адольф Гитлер явился как носитель новой политической религии”[779]. Нацисты разработали самую настоящую литургию, точно рассчитанную на сильный эффект: 9 ноября (годовщина революции 1918 года и провалившегося “пивного путча” 1923 года[780]) был назначен Днем скорби, а к нему прилагались факелы, венки, алтари, запятнанные кровью реликвии и даже нацистский “мартиролог”. Новички, вступая в элитные “отряды охраны” (Schutzstaffel, сокращенно SS), нараспев повторяли, будто из катехизиса: “Мы верим в Бога, мы верим в Германию, которую Он создал… и в фюрера… которого Он послал нам”[781]. И мало того, что Гитлер более или менее явно подменил собой Христа в иконографии и литургии “коричневого культа”. Как утверждал официальный эсэсовский журнал Das Schwarze Korps, сами этические основы христианства тоже должны уйти в прошлое: “Невразумительная доктрина о первородном грехе… и, собственно, само понятие греха в толковании церкви… есть нечто непереносимое для нордического человека, так как оно несовместимо с героической идеологией нашей крови”[782]. Противники нацистов тоже обращали внимание на псевдорелигиозный характер их движения. Католический мыслитель в изгнании Эрик Фёгелин отмечал, что идеология нацизма “сродни христианским еретическим учениям об искуплении прямо здесь и сейчас… в сплаве с постпросвещенческими доктринами об общественном преобразовании”. Журналист Конрад Гейден называл Гитлера “незамутненным осколком современной массовой души” и указывал на то, что его речи всегда заканчиваются “восторженным искуплением”. Анонимный социал-демократ назвал нацистский режим “контрцерковью”[783]. Однако религиозность в буквальном смысле была чужда нацизму: организационным рассадником, откуда он вырос, стала уже готовая сеть светских общественных объединений Германии. Чем гуще и насыщеннее была общественная жизнь в том или ином городе, тем быстрее росла там нацистская партия[784].

Подобно церкви и большевистской партии, нацистская партия по мере роста становилась все более иерархичной. Со времени написания книги “Моя борьба” Гитлер твердо верил в Führerprinzip – идею вождизма, и его последователи научились “держать курс на фюрера”. На вершине пирамиды Третьего рейха стоял сам Гитлер. Следующую ступень занимали его избранные верные помощники – Мартин Борман, Йозеф Геббельс и Генрих Гиммлер. Национальным лидерам подчинялись гауляйтеры – региональные руководители, отвечавшие за территории в границах отдельных исторических земель Германии, крайсляйтеры, отвечавшие за целые города или города с пригородами, и ортсгруппенляйтеры и штюцпунктляйтеры – местные руководители отдельных населенных пунктов. Еще ниже на этой шкале располагались целленляйтеры (руководители ячеек) и блокляйтеры (руководители жилых кварталов). В 1936 году насчитывалось 33 гауляйтера, 772 крайсляйтера, остгруппенляйтеров и штюцпунктляйтеров – 21 041. К 1943 году, отчасти в результате расширения границ рейха, имелось уже 43 гауляйтера, 869 крайсляйтеров, 26 103 остгруппенляйтера, 106 168 ячеек и почти 600 тысяч жилищных объединений[785]. Однако было бы неверно рисовать себе гитлеровскую Германию просто в виде партийной пирамиды, какой был сталинский СССР. Если Сталин предпочитал повсюду насаждать навязчивый контроль, то Гитлеру был по душе более хаотичный стиль управления, в котором старая правительственная иерархия рейха состязалась с новой партийной иерархией, а позднее и с еще более новой иерархией Службы безопасности (Sicherheitsdienst, сокращенно SD). Иногда историки отмечали, что этой системе был присущ “поликратический хаос”, при котором неоднозначные распоряжения и частичное совпадение подведомственных областей вызывали “кумулятивную радикализацию”, а отдельные лица и ведомства, соперничавшие между собой, наперегонки бросались выполнять желания фюрера, понимая их каждый на свой лад. Результатом становилась смесь неэффективности, вопиющей коррупции и нараставшей ненависти ко всем группам, будто бы не принадлежавшим к основному “этническому сообществу” (Volksgemeinschaft), особенно к евреям.