Правило Шестьдесят на Сорок - Элли К. Уайлд

глаза и вижу смятые простыни на противоположной стороне кровати, воспоминания возвращаются, словно из горячего сна. Это так отличается от тех ночей, что я провел в одиночестве, или от той ночи с Джуди, которая была лишь мигом, а эта… эта ночь была настоящей — все, что произошло между нами, было по-настоящему.

В спальне царит творческий беспорядок: повсюду разбросана одежда, полотенца, подушки, сброшенные с кровати. Я завладел ею в ту же секунду, как только мы оказались здесь. Мы не могли спать дольше пары часов.

Черт возьми. То, что натворили прошлой ночью…

Снизу доносятся приглушенные звуки, и внутренности мгновенно сжимаются от волнения. Это ощущение напоминает рождественское утро, когда отец ушел. Только теперь все намного лучше: ничто не сравнится с тем, как Джуди сидит в гостиной, волосы растрепаны, а на ней моя футболка, которую носил прошлой ночью.

— Я слышу все твои грязные мысли, даже не поднимая глаз, — произносит она, не оборачиваясь.

Закрыв книгу «Искусство французской кухни», она ставит ее обратно на полку вдоль стены.

К горле подступает что-то теплое и густое. Все кажется таким нереальным — мы смотрим друг на друга с противоположных концов комнаты, и, если Джуди хоть немного похожа на меня, то снова и снова прокручивает в голове моменты наверху. Тот полночный душ, лишенный всякого смысла, ведь через час мы были такими же липкими, как и изначально. Я просто не могу насытиться ею.

Я погружаюсь с головой, и не нужно всплывать на поверхность.

И вдруг Джуди расплывается в ослепительной улыбке, которая становится еще шире, когда я отвечаю взглядом. Черт возьми, я использую всю силу воли, чтобы не встать и не броситься к ней на полной скорости.

К счастью, Джуди мудрее. Она отказывается от гордости и бросается навстречу, пренебрегая напускным чувством. Черт, какая к черту гордость? Кому она вообще нужна? Это переоцененное качество, совершенно бесполезное, когда все, что оно делает, — задерживает наше воссоединение еще на мгновение. Я ловлю ее в воздухе, когда та прыгает в объятия, с хохотом.

— Ты рано встала, — произношу я, погружаясь в ее волосы, ведь Джуди обвила меня ногами.

— Я не могла уснуть, поэтому начала шпионить, — сообщает она, проводя пальцами по моим волосам. Я на седьмом небе от счастья. — Тео, это место потрясающее. Не могу поверить, что вообще позволила переступить мой порог.

— Мне нравится твой дом. Он так похож на тебя.

— Маленький, обжитый и немного беспорядочный?

— Теплый. Уютный. Место, где ты можешь просто быть собой, — я осыпаю ее плечо поцелуями.

Она пахнет сексом и мной, и эта мысль возбуждает до глубины души.

— На следующее утро я обнаружила, что на виду целая куча свежих трусиков, — продолжает она, и я не могу сдержать усмешки.

— Поверь, я знаю. Я чуть не утащил парочку на память. Ты голодна?

Я усаживаю ее на кухонный островок, доставая из холодильника всякие продукты. Сам я не голоден, совсем. Но ни за что не позволю этой девушке оставаться в моей футболке. Нужно накормить нас обоих. Когда я поворачиваюсь, она смотрит через плечо, любуясь стеной окон в гостиной.

— Эй, — слегка толкаю ее. — Ты где-то в своих мыслях?

— Немного, — отвечает она, и я чувствую, как по телу пробегает дрожь.

Я встаю между ее ногами, переплетая наши пальцы.

— Поговори со мной.

Джуди морщится.

— Честно, Тео? Я не понимаю, почему ты любишь меня.

— Нет, это твоя первая ошибка. Я не просто люблю тебя. Я безумно влюблен в тебя. И не могу быть яснее.

— Но как? Я ведь не совсем…

Джуди подбирает слова, но это и не нужно. Все видно по тому, как ее плечи сжимаются от смущения в тот момент, когда я произношу слово «любовь». Она не отвечает тем же, не спешит делиться чувствами, и я вижу, как это давит.

Но такова Джуди. Открывается маленькими шагами, и это становится гораздо слаще. Мне не нужно, чтобы она любила прямо сейчас. Просто, чтобы продолжала пытаться. Чтобы не закрывалась, защищая себя от боли и неуверенности, которые неизбежно приходят от осознания, каково это — оставаться в стороне от тех, кто должен был остаться рядом.

Я приглаживаю подол футболки, немного задирающийся на ее бедрах.

— Ты более чем хороша. Я даже не могу начать объяснять, что сделала для меня. В эмоциональном плане. В психологическом. Пен взглянула на меня на вечеринке прошлой ночью и спросила, не умираю ли я. Серьезно. Вот насколько ужасным мудаком я был до тебя.

— Не называй себя так, — отвечает она, обнимая меня за талию

Я сжимаю ее в ответ.

— Я здесь. Счастлив, и я остаюсь. Я не прошел этот путь с тобой, чтобы остаться на обочине. Ты — все для меня, Джуди. Понимаешь это, да?

Она смотрит на меня так, будто действительно любит. Сжимает лицо, и я теряю нить мыслей, когда касается моих губ. Джуди могла бы признаться в том, что подожгла мою квартиру, поцеловать — и я все равно забыл бы об этом проступке.

— Итак, шеф-повар Джордан…

Я прерываю ее, издавая жалобный звук, который никогда не мог произнести раньше, и снова тянусь за поцелуем, потому что этого просто недостаточно. Освобождаясь, она указывает на коробку с яйцами, стоящую рядом на столе.

— Что мне делать? Что могу нарезать, почистить или сделать для тебя?

Я хихикаю.

— Почистить? После того циркового номера с блендером?

— Я пытаюсь найти способ обидеться, но это абсолютно справедливо.

Я целую ее в щеку и наклоняюсь к шкафчику.

— Вот, пока ждешь…

— О боже, это, без сомнения, самое романтичное, что ты когда-либо делал, — говорит она, когда я передаю семейную коробку «Чириуз».

Она открывает ее и закидывает несколько колечек в рот.

— Почему они у тебя есть? Не говори, что наконец-то полюбил хлопья как основное блюдо?

Я даже не чувствую себя неловко. Я без ума от нее, и Джуди нужно это понять.

— Черт возьми, нет. Но никогда не знаешь, когда зависимый от «Чириуз» появится у тебя на пороге.

Она хрустит хлопьями, весело смеясь.

— Ты купил семейный бокс «Чириуз», на случай, если я когда-нибудь зайду?

— Называй это хорошими манерами с щепоткой слепого оптимизма.

Она останавливает меня, когда собираюсь включить плиту, крепко держась за футболку сзади. Мне нравится, когда Джуди шутит. Нравится видеть искорки озорства в ее глазах, когда играет со мной. Но, черт возьми, также нравится видеть Джуди мягкой. Как округляются ее глаза, как не улыбается, но дарит нечто большее — взгляд, говорящий, что понимает меня.

А затем прикусывает