Жестокий век - Исай Калашников

…Зимовал Тэмуджин в степи. Юрты поставил в неглубокой лощине – все какая-то защита от ветров. В очагах ни днем, ни ночью не гасли огни, но, если поднималась пурга, ветер уносил тепло и становилось так холодно, что коченели руки и ноги. Мать, Борте, Хоахчин простуженно кашляли, братья уговаривали его перебраться в Хэнтэйские горы. Но Тэмуджин не хотел даже разговаривать о перекочевке. Он знал: зимняя степь охраняет его семью лучше целого тумена воинов.

Сам в эту зиму дома бывал редко. То втроем – он, Боорчу, Джэлмэ, – то поодиночке пробирались в курени, уговаривали людей, которые когда-то были под рукой отца, покидать своих нойонов, звали к себе, не скупясь на посулы. Их и принимали, и слушали охотно, потому что перед ними всегда шел шаман Теб-тэнгри, а он умел внушить людям, где их ждет благополучие, где невзгоды и страдания. Однако и возвещенная шаманом воля вечного неба, и щедрые посулы не могли сдвинуть людей с места. Слушали, согласно кивали головами, но, когда приходило время сделать выбор, отвечали одно и то же: «Подождем». Лишь немногие, те, кому нечего было оставлять в курене и нечего взять с собой, соглашались идти к Тэмуджину. Но у него не было ни лишней еды, ни одежды, ни коней, ни оружия… Приходилось отвечать: «Подождите».

Он был уверен, что скоро все переменится. Устали люди от бесконечных усобиц, многие злы на своих нойонов, не способных защитить ни кочевий, ни домашнего очага, ни самой жизни. Люди во всех куренях думают одинаково, и, если он сумеет показать, на что способен, они пойдут за ним.

Поначалу он въезжал в чужие курени с большой опаской, чаще всего глубокой ночью, но постепенно страхи прошли. Люди, даже не во всем согласные с ним, не думали выдавать его. Он осмелел настолько, что, узнав от Наху-Баяна, отца Боорчу: Таргутай-Кирилтух отправился на большую охоту, – решился навестить главный курень тайчиутов. Осторожный Джэлмэ отговаривал:

– Если в курене оставлен крепкий караул, нас схватят.

– Крепких караулов зимой никто не оставляет. А курень Кирилтуха со всех сторон защищен другими куренями тайчиутов. Так что караула там, наверное, совсем нет.

– А зачем тебе это, Тэмуджин? – спросил Боорчу. – Кого там повидать хочешь? Шаман же говорил…

– Ты считаешь, я все время буду думать головой шамана? – оборвал друга Тэмуджин. – Едем!

День был серый. Низко над землей висели плотные облака, в открытых местах мела поземка. Снежные струйки текли по сугробам, врывались в лес и увязали в кустарниках. Тэмуджин, Боорчу и Джэлмэ ехали по краю леса: тут их труднее было заметить. Впереди, как всегда, Джэлмэ. В левой руке ремни поводьев, в правой – лук. При малейшей опасности он не замедлит пустить его в ход, Боорчу держится позади Тэмуджина, он зорко смотрит по сторонам. С этими парнями он чувствует себя спокойно в любом месте. Их врасплох не застанешь, оробеть не заставишь.

Под копытами скрипел снег, потрескивали сухие ветки и сучья. Ехали по знакомым с детства местам. Где-то по правую руку осталось урочище Делюн Болдог. Там он родился, там прошли самые счастливые детские годы. Юрты обычно стояли на возвышении недалеко от озера. Солнечным утром, щурясь от света, бежал он по тропинке к воде. Роса холодила босые ноги. Из-под берега, заросшего осокой и редкими камышами, взлетали утки. Сделав круг, они садились на середину озера у круглого, как шапка, островка, и ровная блестящая гладь воды взламывалась, от островка к его ногам бежали пологие волны. Такие же волны разбегались кругами, если он бросал в воду камень. Противоположный берег, заросший кустами ивняка и темными елями, оставался в тени, оттуда плыли клочья белого тумана, огнем вспыхивали на солнце и медленно таяли.

За юртами вольно, не теснясь, стояли могучие сосны. Вокруг стволов на земле лежали ершистые шишки. Босиком ходить под соснами было плохо – шишки больно кололи ноги. Вечером, когда садилось солнце и в воздухе начинали звенеть комары, он любил кидать шишки в огонь. Они ярко, с треском вспыхивали, чешуйки сначала чернели, круто заворачивались, потом раскалялись, и шишка становилась похожей на сказочный огненный цветок.

Делюн Болдог… Его родовое кочевье. Там он впервые сел на коня, впервые натянул лук. Сейчас Делюн Болдог чужой. И озеро, скованное льдом, и сосны, и его тропа, скрытая снегом, – все принадлежит другим людям…

Джэлмэ натянул поводья. Слева открывалась узкая долина, свободная от деревьев и кустарников. На южном косогоре табун лошадей копытил снег, добывая корм. Людей не было видно, но вдали из-за сопки поднимались дымки. Там был курень Таргутай-Кирилтуха.

Лесом обогнули долину, подошли к куреню на три-четыре полета стрелы. Он стоял в глубокой котловине. Сверху хорошо была видна большая белоснежная юрта Таргутай-Кирилтуха, замкнутая в кольцо юрт поменьше – в них жили его родичи и нукеры. Внешнее кольцо составляли разношерстные юрты пастухов и рабов – боголов. Просторная площадь перед нойонской юртой была пустынна, у коновязи топталось на привязи пять-шесть неоседланных коней. Значит, кто-то из мужчин все-таки есть. Иного Тэмуджин не ждал. Не оставит же Кирилтух курень совсем безнадзорным. Он покосился на Боорчу, на Джэлмэ – знают ли они, какой подвергаются опасности? Джэлмэ теребит тетиву лука, она отзывается тихим звоном, и хмуро пошевеливает широкими бровями, поседевшими от налета инея. Боорчу неотрывно смотрит на курень и машинально подергивает себя за кончик правой косички, вылезшей из-под лисьего малахая. Да, они все понимают. Может быть, только страх меньше, чем ему, холодит их нутро: они плохо знают, что будет с ними в случае неудачи. А он знает… И все-таки не повернет назад. Он должен сделать то, что задумал. Делаешь – не бойся, боишься – не делай!

С севера почти вплотную к юртам куреня подступали заросли кустарника. Тэмуджин хотел было проехать ими, но передумал. Заросли низкие, редкие, всадников они не скроют. Лучше ехать по открытому месту. Это не вызовет подозрений. Увидев их, тайчиуты скорее всего подумают – свои.

Так и вышло. Ни на подъезде к куреню, ни в самом курене на них никто не обратил внимания. У белой юрты Кирилтуха Тэмуджин и Боорчу спешились, передав коней Джэлмэ.

– Жди час и никого не впускай в юрту, – приказал Тэмуджин.

В это время полог юрты откинулся. Вместе с клубами теплого воздуха появился Аучу-багатур. Увидев перед собой Тэмуджина, попятился.

– Не ждал? – с напускной приветливостью спросил Тэмуджин. – Было время – ты искал меня. Теперь приходится искать тебя.

Он выдернул из ножен меч. Аучу-багатур отскочил и побежал мимо юрты. Джэлмэ вскинул лук. Не попал. Аучу-багатур умело уворачивался от стрел, кидаясь то в одну, то в другую сторону. Скоро он скрылся за юртами, и оттуда донесся его злобный крик.

Джэлмэ выругался.

Боорчу с обнаженным мечом бросился в юрту. Следом за ним кинулся и Тэмуджин.

В юрте были Улдай и несколько женщин. Они сидели вокруг котла с дымящимся мясом, обедали. Боорчу пнул ногой котел, сгреб Улдая за воротник шерстяного халата, плашмя ударил мечом по широкой спине.