Северная Пальмира - Роман Буревой

– В сторону! – закричал Квинт над самым ухом. – Это Всеслав с какими-то людьми. Я его узнал! Убью гада, убью!

На траве корчилось чьё-то тело. Голова то приподнималась, то с глухим стуком вновь ударялась о землю. Элий отвернулся. Один из флигелей горел. На фоне красного зарева метались человеческие фигуры. Что-то театральное было в их жестах: они то вскидывали руки, то кидались бежать.

Какой-то всадник налетел на них. Рубанул с плеча. Элий увернулся. Полоснул по спине проносящегося мимо человека. Удар пришёлся пониже поясницы. Человек закричал и исчез, призраком растворился в темноте. Квинт кинулся следом.

Клодия рванулась из дома, как на арену.

– Сколько их? – вопила она. – Где?! – И потрясала обнажённым клинком.

Она привыкла к свету солнца, к блеску прожекторов. Темнота её сбивала. Может, она даже боялась темноты? Она постоянно оглядывалась, выставляя вперёд меч. Ожидала атаки. Арена, только арена. Её короткие чёрные волосы влажно блестели. От пота? От крови? В неверном свете пожара не разобрать.

– Вон он! – заорал Квинт.

Из красного облака вдруг выплыл всадник на вороном коне и замер бронзовым изваянием. Он казался огромным – до неба. Красное зарево струилось вокруг него кровавой аурой. Конь под Всеславом переступал на месте, всадник натягивал повод, сдерживая скакуна. Квинт прицелился. Сухой щелчок – магазин его «брута» был пуст. Элий с мечом кинулся Всеславу наперерез. Но Квинт опередил его. Всеслав замахнулся. Зазвенела сталь. Ещё удар. Квинт закричал. Элий очутился рядом, успел оттолкнуть раненого друга и подставить клинок под удар. На помощь им спешила Клодия.

Клинок Элия, пропоров живот, вышел у Всеслава из спины.

Всадник зашатался.

– Опять? – прошептал он окровавленными губами, склоняясь в седле и налегая на пронзивший его меч так, что клинок вошёл по самую рукоять. – Не выйдет! Теперь я сам.

Он усмехнулся, продолжая смотреть в лицо Элию. Клодия подскочила следом и всадила свой меч Всеславу в грудь – прямо в сердце. Тело Всеслава раскрылось, будто раковина, а из неё явилось совершенно иное существо. Оно поднялось в воздух и медленно перепрыгнуло на спину выскочившего из зарева пожара белого жеребца. А раскроенное тело несколько секунд ещё держалось в седле. В свете пожара почудилось Элию на лице умирающего Всеслава какое-то обиженно-изумлённое выражение – будто юноша не понимал, что происходит, будто спрашивал своих убийц: «За что?»

А потом Всеслав зашатался и рухнул на землю.

– Неужто ты надеялся победить меня, Элий? – захохотал Сульде откуда-то сверху, с небес. – Неужели ты думал спеленать меня своими дурацкими обрядами, клятвами и прочей римской ерундой? Неужели ты не знаешь, что монголы не признают клятв, данных вашему племени? Ты слишком много воображаешь о себе, человечек. Уж не вообразил ли ты, что можешь встать стеной на пути у меня или Чингисхана? Готия, Киев, Новгород и твою промозглую Северную Пальмиру – все получит Ослепительный. Весь мир склонит голову перед ним, и это будет походить на Венерин спазм. Венерин спазм, от которого содрогнётся мир.

Конь его нёсся по воздуху и забирал все выше и выше.

– Прощай, человечек! Наконец-то наш бой закончен. И я свободен! Свободен! – И он что-то швырнул с небес.

Что-то похожее на шар. Шар покатился по земле и замер у ног Элия. Это была женская голова с чёрными волосами.

– Гурбельджин-Гоа, – прошептал Элий.

Клодия склонилась над телом Всеслава.

– Скорее! – закричала она. – Вызовите «скорую»! Скорее! Он ещё жив! Он дышит!

Жив? Невероятно. Но в сердце Элия шевельнулась надежда.

«Всем римским гражданам не рекомендуется отправляться в эти дни в империю Си-Ся».

«На военную базу Кизик и в Визатий посланы большие военные грузы. Рим ведёт переговоры с Вифинией о защите её от вторжения варваров».

«Акта диурна», 7-й день до Ид мая[53]

Невероятно, но сердце Всеслава удалось заштопать. Израненное сердце вновь начало биться и гнать кровь по артериям и венам. Элий сидел у кровати и смотрел на опрокинутое лицо Всеслава с запавшими глазами, с заострившимся носом. Лицо мертвеца. Но только этот мертвец был настоящим Всеславом, а тот, прежний, которого он знал, – чудовищем, сотворённым Шидурху-хаганом. Война пожрала его душу.

Настоящий князь Всеслав, доброволец, отправившийся воевать с монголами на Калку, погиб во время взрыва на мосту. И Шидурху-хаган вселил дух Сульде в тело юноши и пленил. Тело мгновенно ожило. Но случилось так, что душа человека не успела покинуть тело – слишком быстро произошло воскрешение. И они очутились там оба – Всеслав и бог войны Сульде. Вернее, беспомощная человечья душа в когтях бога войны. Элий видел, что юноша испытывал непрерывную ужасную боль. Но что Элий мог поделать? Ведь освободить Всеслава – это означало освободить Сульде. Впрочем, Сульде в конце концов вырвался на свободу. Вырвался и вырвал душу Всеслава следом. Как он смог, как узнал способ освобождения? Неведомо. Да и неважно теперь.

Элий отдал бы сейчас своё проклятое бессмертие, чтобы душа этого парня вернулась в тело и Всеслав бы стал вновь настоящим Всеславом. Элий сказал бы ему: «Ты попал в плен Сульде. Тебя провели под ярмом, на шею надели ошейник. И тебе никто не сумел помочь. Но сейчас я отпускаю тебя. Ударяю символически медью по весам ростовщика. Иди куда хочешь. Ты свободен! И я свободен вместе с тобой».

На мгновение почудилось Элию, что больничная палата исчезла и они вновь сидят в таверне – Всеслав, Элий и Квинт в памятный вечер вступления в центурию гладиаторов. И Всеслав, живой и весёлый, клянётся в любви к Риму. И называет себя Филоромеем.

– Филоромей! – позвал негромко Элий и прислушался, будто надеялся, что душа Всеслава откликнется на лестное прозвище. Но никто не отозвался. Было лишь слышно негромкое попискивание приборов да вздыхала установка «сердце-лёгкие», заставлявшая биться сердце Всеслава.

Юный гладиатор хотел быть Элию другом. А Элий убивал его раз за разом. Элий даже не мог задать риторический вопрос: зачем? Потому что знал – зачем. А Всеслав – нет.

Квинт прав: вся беда тех, кто окружает Элия, в том, что они слабее него. Они смотрят на бывшего Цезаря и воображают, что так же сильны. Что смогут так же, как он, биться день за днём с тем, кто сильнее, кто беспощаден и жесток. Но они не выдерживают и гибнут. Он со своей силой виноват, что они погибают, а он остаётся жить. Теперь уже не на что надеяться. Совершенно не на что. Мозг Всеслава умер прежде чем его довезли до больницы. Душа Всеслава бродит где-то рядом. Но сам Всеслав не видит, не слышит, не страшится. А может, пойти и позвать, рвануться следом – Элий ведь знает дорогу. Крикнуть: вернись, Филоромей! Вернись, глупый мальчишка! Ведь мы друзья! Но некуда возвращаться. Мозг умер. И душе негде жить. Разве что стать лемуром и мучить своими бешеными упрёками Элия и его домочадцев. Мгновениями Элию казалось, что он согласен и на это.