Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми

сказал Ноа. – Нет смысла пытаться тебя избегать. Ты для меня все.

Он в последний раз вымучил улыбку и вернулся в дом.

Нори опустилась на землю и закрыла лицо руками.

Иди за ним.

Вставай. Вставай.

Но она не могла.

* * *

На следующее утро Элис нашла ее сидящей у камина в кабинете.

– Ноа собирает вещи, – сказала она. – Можешь сказать мне почему?

Нори тихо застонала.

Элис села рядом с ней.

– Он признался в любви, да?

Она кивнула.

Элис взяла ее за руку.

– Дорогая, ты должна была знать.

– Но почему ему надо было это говорить? – вырвалось у Нори. – Теперь он должен уйти, а я не хочу, чтобы он уходил.

Элис погладила ее по волосам.

– Ты тоже его любишь.

– Ты же говорила мне, что он бедное ничтожество, – усмехнулась Нори. – Что он ниже меня.

– О, так и есть. Но, думаю, он хороший человек. И думаю, что он понравился бы твоему брату.

Не было более высокой похвалы.

Нори закрыла глаза.

– Я не справлюсь, – прямо сказала она. – Честно. Я могу справиться с несправедливостью. Я могу справиться с трагедией. Я могу справиться с потерей.

– Но ты не можешь смириться с мыслью, что тебе пора быть счастливой? – мягко улыбнулась Элис. – Это так пугает тебя, что ты готова потерять его?

Нори так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови.

– Я не знаю.

– Так решай поскорее. Он спросил, не может ли мой водитель отвезти его на вокзал.

– Скажи мне, что делать! – взмолилась Нори. – Элис, ты знаешь, что такое любить. Ты понимаешь мужчин. Скажи мне, что делать!

Подруга вздохнула.

– Дорогая, я не могу указывать тебе, что делать. Ты должна сама пройти свой путь. Или можешь прожить свою жизнь как часть моей, если хочешь. Спроси себя: есть ли в тебе хоть какая-то частичка, которая желает большего?

Нори покачала головой.

– А если я сделаю неправильный выбор?

Элис поцеловала ее в щеку.

– Что бы ты ни выбрала, – прошептала она, – я всегда буду тебя любить. И двери моего дома всегда будут открыты для тебя.

Нори ждала его у подножия лестницы.

Ноа спустился, одетый в пальто и сжимая в руках небольшой чемодан, и спокойно на нее посмотрел.

– Пропусти. Меня ждут.

Она проглотила комок в горле.

– Пожалуйста, не уезжай.

Он приподнял бровь.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – пробормотала она.

Нори знала, что он хотел услышать, но сказать это не могл-а.

– Этого недостаточно.

– Ноа! Я пытаюсь!..

– Пытайся усерднее. Я не приму половину тебя.

– Не будь таким упрямым!

– Кто бы говорил! – усмехнулся Ноа. – Ты отодвигала меня при каждом удобном случае, а теперь приказываешь мне остаться.

– Я прошу тебя, – прохрипела Нори. – Я не приказываю. Я прошу, не оставляй меня.

Он поставил чемодан на пол и скрестил руки на груди.

– Почему я должен остаться?

– Девочки тебя обожают. И в Корнуолле для тебя ничего нет, ты сам так говорил. И ты… ну, ты…

Он вздохнул.

– Если это все, что ты хочешь сказать, Нори, мне нужно успеть на поезд.

Нежно, очень нежно он отодвинул ее в сторону. Нори повернулась, чтобы посмотреть ему в спину, и ее в полную силу поразило, какое это было знакомое зрелище.

Спина того, кого она любила.

Будь храброй.

Нори бросилась к Ноа, обхватила руками за талию.

– Останься, – прошептала она, чувствуя, как слезы катятся по щекам. – Я люблю тебя, Ноа. Я люблю тебя всем, что осталось от моего сердца.

Он повернулся и обхватил ее лицо руками.

– Ах, любовь моя! Неужели это было так трудно?

Она подавила рыдание.

– Не уходи. Никогда не оставляй меня.

Он ее поцеловал.

– Не уйду.

И тогда произошло самое странное: Нори ему поверила.

– Так ты выйдешь за меня замуж?

Она засмеялась, когда он высоко поднял ее на руках.

– Может быть, завтра.

Глава восемнадцатая

Хризантема

Лондон, Англия

Май 1965 года

Платье было сшито. Элис наняла армию швей, чтобы изготовить произведение искусства цвета слоновой кости, которое отдавало дань уважения кимоно, с длинными расклешенными рукавами и глубоким вырезом.

Церемонию решили провести в небольшой часовне, расположенной в развалинах замка. Шарлотта была в восторге и потребовала, чтобы именно она выбирала платья подружек невесты, в то время как Матильда, которая только училась спорить, настаивала на том, чтобы эта обязанность легла на нее.

Элис обсуждала с Джорджем, в каком из их многочисленных загородных домов следует поселить молодоженов.

Ноа повысят до личного секретаря Джорджа с существенным повышением дохода.

Нори была благодарна, но, по правде говоря, почти не обращала на это внимания. В тех редких случаях, когда ей удавалось вырваться из объятий Ноа, все, чего она хотела, – это мечтать.

Ее счастье было полным.

Ну, почти.

Чего-то не хватало. Он был бы счастлив увидеть ее свадьбу.

Именно в те солнечные дни она наконец рассказала Ноа о дневниках. По какой-то причине она хранила этот секрет. Этот и еще один – она никогда не говорила о той ночи, когда умер Акира. Когда умерла она. Никогда.

Нори взяла Ноа за руку и повела его на каменную скамью под березами, раскинувшими веер защищающих ветвей. Последний из дневников ее матери, который она так и не закончила читать, тяжело лежал у нее на коленях.

Ноа поднял искренние голубые глаза.

– Почему ты его так и не прочитала?

Она махнула рукой, как бы говоря, что на то были тысячи причин. Он поймал руку и поцеловал.

– Боишься, что твоя мать расскажет о твоем отце? Или напишет о тебе?

Нори заерзала.

– Я читала их, потому что хотела знать, каким человеком она была. До меня. Я никогда не хотела знать, какой она стала после меня. Не зря же я ничего не помню. Может, мне не суждено это знать.

– Думаешь, она тебя презирала? – спросил Ноа с той прямолинейностью, которую Нори так сильно ненавидела и любила. – Думаешь, это она и расскажет в дневнике?

– Я не знаю.

– Тогда тем более ты должна их прочитать. Давай, я посижу рядом с тобой.

Нори бросила на него страдальческий взгляд. Она не могла сказать Ноа, что ей требовались часы, чтобы прочитать одну строчку, дни, чтобы прочитать один отрывок, месяцы, чтобы прочитать одну полную запись. Путешествие по прошлому матери было похоже на очень крутой подъем. Она всегда делала это осторожно.

А Ноа хотел, чтобы она просто взяла и прочитала.

Он рассмеялся над ее надутыми губами.

– Смелее, любимая. Ты не рассказала бы мне, если бы не хотела