Смерть в чужой стране - Донна Леон

— Ах, как печально слышать это, но ведь такие вещи часто происходят вокруг, не так ли? — Он улыбнулся своей шуточке и спросил: — Но в конце концов не он ли ограбил палаццо?

— Есть доказательство, которое связывает его с этим ограблением.

Вискарди сузил глаза, явно намереваясь изобразить, что его вдруг осенило:

— Значит, в ту ночь я действительно видел его?

— Да, вы его видели.

— Значит ли это, что я скоро получу картины?

— Нет.

— Ах, это очень плохо. Жена будет огорчена.

— Мы нашли доказательство, что он был связан с другим преступлением.

— Вот как? С каким же?

— С убийством американского военного.

— Вы и вице-квесторе должны быть довольны, что смогли раскрыть и это убийство.

— Вице-квесторе доволен.

— А вы нет? Почему же, комиссар?

— Потому что он не был убийцей.

— Вы, кажется, совершенно уверены в этом.

— Я в этом совершенно уверен.

Вискарди опять попытался улыбнуться, улыбка получилась натянутой.

— Боюсь, Dottore, что я был бы еще больше доволен, если бы вы с такой же уверенностью сказали, что найдете мои картины.

— Можете быть уверены, что я их найду, синьор Вискарди.

— Это обнадеживает, комиссар. — Он отодвинул манжет, мельком взглянул на часы и сказал: — К сожалению, я должен перед вами извиниться. Я жду друга к ланчу. А потом у меня деловая встреча, и я должен ехать на вокзал.

— Встреча у вас в Венеции? — спросил Брунетти.

Улыбка чистого восторга сияла в глазах Вискарди.

— Нет, комиссар. Не в Венеции. В Виченце.

Брунетти унес свою ярость домой, и за обеденным столом она стала стеной между ним и его семьей. Он пытался отвечать на их вопросы, пытался внимательно слушать то, что они говорят, но в середине рассказа Кьяры о том, что случилось сегодня утром в классе, увидел хитрую торжествующую улыбку Вискарди. Когда же Раффи улыбнулся на что-то, сказанное матерью, Брунетти вспомнил только глупую извиняющуюся улыбку Руффоло, два года назад, когда тот отнял ножницы у своей матери и умолял понять ее.

Он знал, что тело Руффоло вернут его матери сегодня к вечеру, когда вскрытие закончится и будет установлена причина смерти. Брунетти не сомневался, что это будет за причина: след от удара на голове Руффоло будет точно тех же очертаний, что и булыжник, найденный рядом с его телом на пляжике; и кто установит, был ли удар получен при падении или каким-то иным способом? И кто же, коль скоро смерть Руффоло все так замечательно уладила, будет этим интересоваться? Возможно, как в случае с доктором Питерс, в крови у него обнаружат признаки алкоголя, и это послужит лишним доказательством падения. Дело, порученное Брунетти, раскрыто. В действительности раскрыты оба дела, потому что убийцей американца оказался — совершенно случайно — тот, кто украл картины Вискарди. Подумав об этом, Брунетти рывком отодвинул свой стул от стола, не обращая внимания на три пары глаз, наблюдающих за тем, как он выходит из комнаты. Ничего не объясняя, он ушел из дома и направился к Государственной больнице, где, как он знал, находится тело Руффоло.

Он добрался до площади Санти-Джованни-э-Паоло, зная, слишком хорошо зная то место, куда ему предстояло войти, и прошел в заднюю часть больницы, не замечая никого вокруг себя. Но когда он миновал отделение рентгенологии и направился по узкому коридору, ведущему в отделение патологии, он просто не мог не обратить внимания на людей, столпившихся в узком коридоре. Они никуда не шли, они просто стояли, разбившись на маленькие группы, сблизив головы и разговаривая. Некоторые, явно пациенты, были одеты в пижамы и халаты, другие были в костюмах, некоторые в белых куртках санитаров.

Перед дверью в отделение патологии он увидел форму, которая была ему знакома: перед закрытой дверью стоял Росси, подняв руку в знак того, что он не даст толпе подойти ближе.

— Что случилось, Росси? — спросил Брунетти, проталкиваясь сквозь тех, кто стоял в первых рядах перед полицейским.

— Я не знаю, синьор. Полчаса назад нам позвонили. Звонивший сказал, что одна старая женщина из интерната для престарелых сошла с ума и ворвалась сюда. Я пришел сюда с Вьянелло и Мьотти. Они там, внутри, а я остался здесь, чтобы туда не лезли, кому не надо.

Брунетти обошел Росси и распахнул дверь в отделение патологии. Внутри все было так же, как и снаружи: люди стояли маленькими группами и разговаривали, сблизив головы. Но эти люди все были одеты в белые куртки больничного персонала. До Брунетти донеслись слова и фразы. «Impazzita», «terrible», «chepaura».[31]Это соответствовало тому, то сказал Росси, но нисколько не объяснило Брунетти, что происходит.

Он направился к двери, которая вела в прозекторскую. Увидев это, один из санитаров отделился от группы шепчущихся и преградил ему путь:

— Туда нельзя. Там полиция.

— Я из полиции, — сказал Брунетти и хотел его обойти.

— Сначала покажите ваше удостоверение, — сказал санитар, кладя руку на грудь Брунетти, чтобы задержать его.

Сопротивление этого человека разожгло всю ярость, которую вызывал у Брунетти Вискарди, он отбросил руку санитара и невольно сжал кулаки. Санитар отступил на шаг, и этого простого движения было достаточно, чтобы Брунетти одумался. Он заставил себя разжать пальцы, сунул руку в карман, вынул бумажник и показал санитару свое удостоверение. Ведь этот человек просто выполняет свои обязанности.

— Я просто выполняю свои обязанности, синьор, — произнес тот и повернулся, чтобы открыть дверь перед Брунетти.

— Благодарю вас, — сказал Брунетти и прошел мимо, стараясь не смотреть ему в глаза.

Войдя, он увидел Вьянелло и Мьотти в другом конце помещения. Оба они наклонялись над каким-то низкорослым человеком, который сидел на стуле и прижимал к голове белое полотенце. Вьянелло держал в руке записную книжку и, судя по всему, задавал ему вопросы. Когда Брунетти подошел, все трое взглянули на него. Тут он узнал третьего человека, доктора Оттавио Бонавентуру, помощника Риццарди. Молодой врач кивнул в знак приветствия, потом закрыл глаза и снова закинул голову, прижимая полотенце ко лбу.

— Что здесь происходит? — спросил Брунетти.

— Это-то мы и пытаемся выяснить, синьор, — ответил Вьянелло, кивая на Бонавентуру. — С полчаса назад нам позвонили. Звонила медсестра, которая сидит за столом вон там, — сказал он, очевидно имея в виду приемную. — Она сообщила, что какая-то сумасшедшая напала на одного из врачей, и мы приехали сюда как можно быстрее. Очевидно, санитарам не удалось удержать ее, хотя их было двое.

— Трое, — сказал Бонавентура, все еще не открывая глаз.