Обязательно должна быть надежда - Сергей Протасов

Телефон затих. Ну и ладно, кому надо — перезвонит.

Он старался сохранить давно забытое состояние необъяснимого, естественного счастья. Когда-то такое уже было. Эдик вспомнил случай, произошедший с ним в ранней юности. Тем летом он с Юриком часто ездил на реку купаться. Подростки резвились в воде, плавали и ныряли, потом загорали на берегу возле крохотного костерка, на котором жарили сосиски. Стояла необыкновенная жара. Накаленное, как калорифер, небо словно старалось уничтожить все живое, а зеленое превратить в черное. Вода в реке перегрелась и зацвела, но мальчишки не обращали внимания на климатические аномалии. Они сурово спорили о чем-то. Самого предмета спора, тогда жизненно важного, сейчас Эдик вспомнить не мог. Но в какой-то момент они поссорились. Юрик съел свою сосиску, далеко отбросил прутик, на котором она готовилась, и гордо пошел на остановку автобуса. Эдик из принципа остался и решил купаться. Дно в этом месте круто уходило вниз. Он нырял глубоко в мутную воду недалеко от берега, старясь доказать самому себе свою правоту через мужество. Около дна было холодно и страшно. В момент одного из погружений его нога попала в старую сеть. Тонкие цепкие нити накрутились на пальцы и не позволяли всплыть. Эдик рвал ногу из западни, дыхания не хватало. Он понял, что сейчас погибнет, утонет, навеки останется тут. Трясущимися руками он выпутывался из сети, ему нужен был глоток воздуха, но от атмосферы его отделяла зеленоватая толща отвратительной жижи, кишащая пузырьками. Единственная мысль билась в мозгу: воздуха! На грани потери сознания он все орудовал пальцами, расплетая узлы, снимая петли. Горло сдавило, хотелось выть, звать на помощь. Это конец! Через секунду он наберет полные легкие воды. Когда казалось уже, что не спастись, — чудесным образом нити отстали, и он, как дельфин, вылетел над поверхностью и принялся судорожно хватать воздух.

Отдышавшись и выбравшись на берег, он без сил повалился на траву рядом с костром. С наслаждением втягивал спасительный газ, смакуя каждый его атом. Жив, дышу!

«Как мало иногда надо для счастья, — подумал Эдик, снова переживая ту давнюю историю. — Ни деньги, ни слава, ни женщины. Воздух и возможность его свободно вдыхать».

Телефон снова завибрировал. Свекольников достал его и нажал кнопку с зеленой трубкой.

— Слушаю.

— Эдик, привет, — тихо прозвучал женский голос. — Это Маша. Как твои дела?

— Дышу, Машенька, — улыбнулся он. — Что еще нужно человеку?

— Рада тебя слышать, — быстро заговорила она. — Знаешь, мне сегодня утром твоя мама позвонила, сказала, что разрешили посещения и ты хочешь меня видеть. Я собиралась вечером после работы приехать, а она потом еще раз позвонила и сказала, что посещения пока отменили по предписанию лечащего врача, и дала этот номер. Она просила, чтобы я недолго говорила. Расскажи, как твое здоровье? Что у тебя?

— Поправляюсь, не беспокойся. Раны заживают. Ничего серьезного. Машенька, как там на работе? Надоело лежать, ты себе не представляешь.

— Всё хорошо. Все тебя ждут. Получили твой больничный, он вошел в зарплату. Не переживай, твое место свободно и ждет тебя. Все передают тебе привет и самые добрые пожелания. Приходил следователь, когда тебя потеряли, расспрашивал. Ой, подожди.

Она замолчала на несколько секунд.

— Это снова я, — она говорила еще тише, Эдику пришлось напрягать слух. — В общем, на работе все нормально. Твоих старичков поручили пока мне, так что кручусь как белка. Выздоравливай скорее, пока я не надорвалась. Шучу!

— Белка. Белочка! Машенька, я очень соскучился по тебе, — осмелел он. — Так все хорошо было — и вот… Знаешь, я шел тогда, чтобы сказать нечто очень важное. Вспоминаю сейчас твое лицо, и так мне делается хорошо. Жду не дождусь, когда смогу увидеть тебя. Ты слышишь меня?

— Слышу, — шепотом ответила она.

— Я, конечно, все понимаю, ты такая красивая. Что там говорить! — Эдик почувствовал, как краснеет. — Ну и пусть, я все равно тебе должен сказать. Только не сейчас. Пока я тут, я могу думать, что тебе понравятся мои слова. Буду мечтать. Глупо, правда?

— Не глупо.

Ему хотелось, чтобы она сказала, что ей обязательно понравятся его будущие слова. Ведь она понимает же, на что он намекает. Они же ехали на машине, прижавшись друг к другу? Ехали! Неоднократно целовались? Ну, было! Но девушка не спешила с ответом. То, что ему проломили голову, судя по всему, не сделало его завидным женихом.

— Почему ты говоришь шепотом? Ты дома?

— Дома, конечно. Шепотом, потому что отец проходил мимо. Он злой сейчас, раздраженный. Неохота с ним связываться.

— Почему? Что-то случилось?

— В аварию попал. Представляешь, какие-то гопники в машине на летней резине ударили его сзади, потом напали на него. Требовали не вызывать ГАИ, говорили, что это он виноват, потому что резко затормозил. Кошмар! Там такое было, какая-то драка с поножовщиной.

— Ужас какой! Машуль, а когда это было?

— Зачем тебе?

— Ну, так, надо знать, что в городе творится, мало ли.

— Это было… Это было… — задумчиво шептала девушка. — В прошлую пятницу было. В ночь с четверга на пятницу. Он по каким-то делам ездил.

— У меня друг в милиции работает. Если твой папа помнит номер машины, я могу через друга узнать владельца, и он их накажет или привлечет, — хитро соврал Эдик.

— Что ты! Никому не говори, тем более милиции. Отец не хочет. Говорит, начнется следствие, могут начать давить. Тогда и до нас с мамой доберутся. Там же настоящие бандиты были! Ни в коем случае, он вообще запретил кому-либо рассказывать. Почему я и не хочу, чтоб он видел меня с телефоном. Эдик, пообещай, что никому не скажешь.

— Обещаю. Да и кому? Некому.

— Ни-ко-му! — раздельно приказала Маша. — Он говорит, нога скоро заживет — ерунда, царапина. Машина в ремонте, скоро починят, там только задний бампер, задняя дверь и фонари.

— Дорогой ремонт?

— Не знаю, я повреждений не видела, он сразу же машину в ремонт отогнал.

— А какая у него машина?

— «УАЗ-Патриот». Не новая. А ты думал — иномарка? «Ламборгини»? Нет, мы на отечественном!

— Ну и хорошо. Нога-то сильно пострадала?

— Я не видела. Они с мамой заклеили что-то. Ходит, хромает, стонет иногда.

— Правая нога?

— Нет, левая. А что?

— Ничего. Просто правая нога — она ведущая, главная. Лучше ее не трогать.

— А-а! Слава богу, левая. Когда тебя выпишут-то?

— Трудно сказать. Мать просит их через неделю отпустить меня домой. Я уже нормально себя чувствую. Капельницы и приборы от меня отключили. Чего тут место занимать?

— Дома оно всегда лучше. Ладно, Эдик, пойду я. А то отец застукает, начнет терзать: «Кому звонила, что говорила?»

— Еще один вопрос!