Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня - Дмитрий Верхотуров

Вторая альтернатива состоит в том, что большинство пытается осмыслить себя как некоторую территориальную общность. Например, жители Северо-Запада, или жители Севера, или жители Сибири. Этот путь требует, конечно, отказа от целого ряда государственных мифов и кому-то очень любезной «однородности русского народа», мифической и противоречащей объективным и легко наблюдаемым фактам. Но он, на мой взгляд, более реален, чем какой бы то ни было, особенно связанный с «восстановлением империи». Во-первых, в создание таких самостоятельных общностей вовлекается не только тонкий слой столичной молодежи, а широкие слои жителей регионов России. Этот путь привлекательней и понятней для массы населения, чем разные «империи» и «союзы». Во-вторых, это лучшие условия для появления реальных лидеров. Формирование таких общностей неизбежно обратит внимание на многочисленные местные проблемы, и лидером станет тот, кто в них лучше разбирается и решает. В-третьих, он снимает проблемы отношений между народами и ликвидирует постоянный антагонизм «государствообразующего народа» и остальных народов, живущих в России.

В этом случае Россия может сохраниться и развиваться в качестве федерации таких самостоятельных территориальных общностей. Такой подход к делу совершенно не требует немедленного государственного размежевания Российской Федерации. Напротив, выгодно, чтобы сохранилось одно государство, как поставщик специфических услуг.

Самое главное, основное условие, которое обеспечит этим проектам успех и развитие – это полный и решительный отказ от русского шовинизма. Вообще, в принципе. Всякий, кто поймет, что он такой же, как и остальные люди, а не «избранный по рождению», что остальным он интересен результатами своего труда, а не «мессианским духом», тот и сохранится. Любые попытки создать сообщество на очередной разновидности великорусского шовинизма, провалятся. Собственно, это не нужно доказывать, это и так видно невооруженным глазом.

Это действует и в отношении Сибири. Пример областников показывает: люди, гордящиеся своей колонизаторской историей, возводящие себя к колонизаторам, ничего в Сибири сделать не могут.

Мы – люди свободные. Наше членство в составе России означает только то, что мы готовы постоянно выделять часть своего труда, ценностей и времени на содержание общего государственного аппарата и системы обеспечения безопасности. В критической ситуации (внешняя агрессия или стихийное бедствие) готовы задействовать все ресурсы для его сохранения. Во всем остальном – наша полная свобода. Мы считаем себя кем хотим, какого угодно родства, говорим на каком угодно языке, поддерживаем связи с кем сочтем нужным. Из этого вытекает требование культурной самостоятельности. Это означает:

а) отмену навязывания государственной идеологии и государственного патриотизма (в силу добровольности выбора это навязывание патриотизма, непременное для национал-патриотов, просто бессмысленно),

б) отмену навязывания какой-либо обязательной идентичности,

в) полную свободу изучения и составления своей истории,

г) полную свободу поддерживания внешних культурных и образовательных связей.

Из этих пунктов вытекают несколько принципиальных моментов.

Во-первых, официальная версия истории ликвидируется. История государства Российского при таком положении представляет собой сугубо официальную хронику событий, мероприятий и решений. Все остальное – касается только народов, которые Россию населяют, и каждый из них волен писать свою собственную историю, как он ее понимает.

Во-вторых, отменяется «официальная идентичность». Русский, россиянин – это только гражданство. Этническое и культурное самоопределение не ограничивается.

В-третьих, русский язык обязателен только в сфере делопроизводства, законодательства и вообще официального применения. Во всем, что не касается официальных дел, употребление русского языка, равно как и любого другого, остается на свободное усмотрение.

В-четвертых, не ограничивается свободное создание ассоциаций, союзов, организаций, учреждений и прочего, и прочего, для общения, творчества, исследований, просветительной деятельности и так далее. Всякий житель России, если у него на то есть время и ресурсы, может создавать такие организации.

Не зря в начале книги появился большой исторический раздел. Были бы возможности, то я бы его значительно расширил и ввел бы куда более подробное изложение сибирской историй. Без понимания того, что у Сибири есть древняя история, а значит, есть и будущее, нет сибирской самостоятельности.

Поскольку самостоятельность стоит на историческом опыте, накопленном рядом поколений, то в число важнейших задач входит изучение подлинной сибирской истории. Сейчас из нее выпадают важные фрагменты. Нет истории всего средневековья, от первых раннесредневековых государств до завоевания Сибири русскими. Мы сейчас не можем сказать ничего внятного о том, что происходило в Сибири в то или иное время, по той причине, что этим практически никто не занимался.

В связи с этим в требования самостоятельности необходимо поставить пункт об изучении в Сибири сибирской истории и подготовке специалистов по дорусскому периоду. Это очень важный пункт, ибо, не имея понятия об историческом развитии Сибири, мы не будем в состоянии самостоятельно развиваться. Без дорусской истории все попытки развития будут носить характер более или менее удачного копирования все тех же колонизаторских схем. Перспективная задача – составление подробной сибирской исторической энциклопедии с отражением всех известных исторических событий, произошедших в Сибири.

Поскольку Сибирь в дорусскую эпоху имела сильные и разносторонние связи со Средней Азией и Ближним Востоком, то на ведущее место должна быть поставлена история не Западной Европы, как сейчас, а история этого восточного региона. Ведущее место в изучении языков должно быть отдано, во-первых, главным языкам восточного региона (в их число входят: арабский, персидский, китайский и чагатайский (литературный тюрки), и, во-вторых, языкам собственно Сибири (сибирские варианты тюрки, монгольский, и другие). Это требование важно и в экономическом смысле. Недопустимо, что в Сибири нет специалистов по языкам ближайших соседей, и нет никакой структуры для их подготовки.

Особый пункт требований сибирской самостоятельности состоит в том, что Сибирь обладает свободой в установлении и поддержании внешних контактов, в первую очередь экономических, научных и культурных. Опыт сибирского движения, в частности, областничества, за которое теперь так ратуют отдельные товарищи, показывает одну очень важную вещь. Она бросается в глаза, однако, как можно увидеть, далеко не все осознают ее важность и значение для сибирских дел. Это – внешние связи Сибири и расположение ее в системе мировых связей: хозяйственных, политических, культурных, информационных и остальных других.

«Сибирские националисты» и прочие областники всегда настаивали на том, что самое главное – это сама Сибирь, а все остальное не так важно. По существу, они выступали за самоизоляцию региона и от соседей и от более дальних партнеров. Но исторический опыт говорит прямо противоположное. Значение Сибири, уровень ее культурного и экономического развития резко повышался в зависимости от числа и дальности внешних связей. Сибирь процветала, когда поддерживала связи с отдаленнейшими странами, и наоборот, была в упадке, когда внешние связи сокращались.