Последние часы в Париже - Рут Дрюар

раз взглянуть на тонкий золотой ободок. Потом поднялся и подошел к статуе святого Петра, где зажег свечу, но не произнес молитвы. Себастьян поцеловал кольцо и бросил его в ящик для пожертвований. Он снова рухнул на скамью, откинулся на спинку и устремил взгляд на высокие своды потолка. На этот раз Иисус, казалось, смотрел на него сверху с жалостью.

Часть пятая. 1963

Глава 62

Бретань, июнь 1963 года

Элиз

Где ты, Лиз, любовь моя? Почему ты мне не отвечаешь? Я молю Бога, чтоб с тобой ничего не случилось. Эта мысль наполняет меня ужасом. Где ты? Где ты? Меня скоро должны освободить. Они не могут долго держать нас здесь.

Я подаюсь вперед, опираясь на подлокотник кресла, сжимая в руках последнее письмо Себастьяна, влажное от моих слез.

– Не понимаю. Он что, вернулся в Париж? – Мое сердце учащенно бьется, когда я представляю себе, как он возвращается в Париж и не находит меня. Но он мог бы последовать за мной в Бретань. Мама наверняка дала бы ему адрес. Разве нет? Почему же он тогда не приехал? Почему не разыскал нас?

– Жозефина, что с ним случилось? Куда он делся? Почему не искал нас? – Мой голос звучит пронзительно, безумно.

– Он вернулся в Париж, – сухо произносит она.

Я смотрю на нее, проглатывая комок в горле.

– Откуда ты знаешь?

– Твой отец виделся с ним. – Она прикусывает нижнюю губу, и я догадываюсь, что от меня что-то скрывают.

– Мой отец? – Смятение затуманивает разум.

– Да, он… Себастьян приходил к тебе домой. – Она снова колеблется. – Твой отец сказал ему, что тебя расстреляли. Что ты мертва.

– Мертва! – Я качаю головой. – Он сказал Себастьяну, что я мертва? – Я не понимаю. И тут меня осеняет. Конечно, отец так и поступил бы. Пошел бы на что угодно, лишь бы не допустить боша в семью. Не остановился бы ни перед чем.

Жозефина слегка хмурит брови:

– Такую ложь вряд ли можно ожидать от отца, не так ли?

Я цепенею от потрясения. Мой собственный отец! Он украл у нас все. Жизнь, которую мы могли бы иметь. Ярость разгорается в груди, быстро перерастая в ненависть. Я ненавижу этого человека всем своим существом.

– Себастьян, возможно, все еще жив, – бормочет Жозефина, и я возвращаюсь в реальность. В эту комнату, к своей дочери, к письмам.

Себастьян может быть жив? Я не смею в это поверить. Жозефине не следует питать ложных надежд, да и я не хочу воображать невозможное. За пятнадцать лет, с момента последнего письма Себастьяна, всякое могло случиться.

– Нет. Я так не думаю.

Жозефина наклоняется вперед, заглядывая мне в глаза.

– Я хочу найти его.

– Найти его? – повторяю я, как будто не понимая смысла этих слов.

– В письме, которое ты держишь, указан адрес. Я могу написать туда, спросить, живет ли он там до сих пор, или, может, они знают, куда он уехал.

В ее устах все звучит так просто, как будто речь лишь о том, чтобы добыть адрес. Я не решаюсь высказать вслух свои страхи. Что, если у него другая семья? Жена?

– Жозефина, – тихо говорю я. – Мы не знаем, что произошло с момента этого последнего письма.

– Что бы ни случилось, он все еще мой отец.

– Да, да, конечно.

– Я хочу найти его. – Ее голос полон решимости.

– Давай немного подождем. – Я не готова. Мысль о том, чтобы протянуть к нему ниточку, приводит меня в ужас. – Тебе нужно сдать экзамены.

– Не беспокойся о моих экзаменах, – холодно произносит она, как будто это не мое дело. – Я могу написать на последний адрес. Это не займет у меня много времени.

– Хорошо, тогда так и сделаем. Мы напишем. – Я пытаюсь сосредоточиться на практических аспектах. Все остальное слишком сложно.

Последний адрес – ферма в Эштон-ин-Мейкерфилде, где бы это ни было. Жозефина пишет письмо сама, вооружившись англо-французским словарем.

Почти две недели спустя, когда с экзаменами покончено и я возвращаюсь домой на выходные, Жозефина ждет меня у коттеджа. Она держит в руке конверт, и ее лицо пылает от волнения.

– Мама, – говорит она, как только я выхожу из машины. – Это письмо от мистера Джонса.

Я замираю, меня вдруг пробирает озноб. Я хочу знать. И не хочу знать.

– Давай сначала зайдем в дом.

– Он живет в местечке под названием Ковентри, – сообщает Жозефина, прежде чем мы успеваем присесть. – Здесь адрес.

Адрес. Как такое возможно? Все это время я оплакивала его, а между тем он был жив.

– Мистер Джонс сказал, что Себастьян уехал туда, когда вернулся из Франции в 1948 году, – продолжает Жозефина.

– Откуда он знает, что Себастьян все еще там? – Мы должны все это хорошенько обдумать.

– Он говорит, что там.

– Я напишу ему. – Мое воображение подсказывает, что я напишу в письме, как все объясню, скажу ему, что у него есть дочь.

– Нет! – выпаливает она. И добавляет, понижая голос:

– Не пиши, пожалуйста.

– Но, Жозефина, ma chérie…[122] – Я должна написать.

– Нет, мама. Возможно, он не захочет встретиться со мной.

– Что ты имеешь в виду? Конечно, он захочет.

Жозефина печально качает головой.

– Может, теперь у него другая жизнь. И он не захочет нас видеть.

– Нет. Он будет вне себя от радости, узнав, что у него есть дочь.

– Нет! Ты этого не знаешь! – Жозефина пристально смотрит на меня. – Ты можешь его отпугнуть.

– Что? – Я чуть ли не смеюсь. Что за нелепая идея. – Он не такой. И непременно захочет встретиться с нами, – повторяю я.

– Ты не знаешь, какой он теперь. В последний раз, когда ты его видела, ему было двадцать четыре. Сейчас ему сорок три.

– Жозефина, что бы ни случилось, он захочет нас увидеть.

– Ты ничего не знаешь! Ты скрывала его всю мою жизнь, а теперь собираешься отпугнуть его своим письмом. Что, если он женат? Что, если жена не позволит ему встретиться с нами?

Сбитая с толку и полная противоречивых эмоций, я смотрю на свою дочь.

– Ты не хочешь, чтобы я написала ему?

– Нет. Я хочу поехать туда.

Я не понимаю.

– Ты просто хочешь, чтобы мы поехали, не написав заранее?

– Нет. Я хочу поехать одна. – Она устремляет на меня холодный взгляд. – Я не хочу, чтобы ты ехала со мной. Он мой отец, и мне нужно разобраться с этим самостоятельно. Я больше не ребенок. Ты не можешь защитить меня от всего на свете.

Мое волнение от того,