Ориген - Андрей Десницкий

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Перейти на страницу:

И станции, станции Рима в степени N, одни из которых пролетит электричка без остановок, а на других, может быть, задержится на десятилетия. Машинист еще сам не решил.

И вот на одной из станций пузатый-бородатый отец Дионисий, благочинный какого-нибудь сливочного округа довольно оглаживает только что вышедший из печати собственный томик об Оригене: с одной стороны, не понял, не оценил, попал под влияние, с другой — все-таки великий был экзегет.

А вот еще станция, где отправляют Дионисия за штат, подписал он какое-то не то письмо про арестованных плясуний, да и вообще распоясался, хорошо еще сан не сняли, и идет он в дворники, таксисты, айтишники или попросту сторожа. Цоя-то наслушавшись — как иначе?

Или может быть, на иной ветке — он доцент в германском провинциальном университете, преподает славистику и русскую литературу, грамотный абориген с хорошей зарплатой и приемлемым индексом цитируемости.

Или вот — бизнесмен и политик, строитель Новой России, взорванный мерседес, помпезное надгробие на Ваганьковом. Непримиримый борец с режимом, узник совести, политэмигрант, снова преподаватель в Германии и основатель какого-нибудь фонда борьбы за новую свободу. Или просто кандидат, доктор, профессор, завкафедрой, женитьба на юной аспирантке…

Ведь он еще не умеет выбирать.

И на одной из этих будущих станций напишет эту книгу один из ее мимолетных пассажиров, кудрявый парень, который просто зашел на Рождество девяностого года в храм на Брюсовом помолиться, с женой и маленькой дочкой — будущим, кстати, иллюстратором этой самой книги.

А пока — между мирами, по рельсам синапсов ползет или несется зеленая электричка Рижского вагоностроительного завода, везет встревоженных и полусонных к невозможному дофаминовому изобилию, его же царствию не будет конца.

Вера обижена и неприступна, а Надежда немыслимо далека. Остается Любовь. Грустно, светло и высоко, как бывает в Подмосковье ранней прозрачной осенью, как бывает с ранней взрослостью, когда седеет на виске первый волос и яблони роняют желтые листы.

И кажется: всё еще может получиться.

Нужно только попробовать полюбить.

На дне сердец забытое добро.
Заваленный родник. Трава забвенья.
И вóрота оставленное пенье.
Просторный дом, в котором не светло.
Пустыни начинаются не вдруг,
и тонут в них колодцы, звезды, реки,
и голоса песков, как человеки,
расходятся и замыкают круг.
Мой голос затерялся в тех холмах,
где в детстве строил тающие башни,
и у того прибоя, где вчерашний
мой день был только солью на губах,
а руки обнимали хвойный лес
(тогда и пальцы назывались «ветви»),
а время было — пыль в колоннах света,
что через кроны шли наперерез.
Во мне живет молчанье камня.
— Знай,
В песках названье жизни есть «дорога»,
и помни про забытый Богом край,
что каждый камень не забыт здесь Богом.
Во мне живет моя простая жизнь,
я не собрал ни мудрости, ни света.
И весь мой дом — огромная планета,
пустыней заболевшая…
— Держись!
И я держусь. Весенних капель пенье
родится из слепой моей строки.
Однажды в быт ворвется Откровенье,
незнанью и гордыне вопреки.
И вспомню вкус тех дней, что были солью,
и оживу от первого дождя…
— Ты видишь, человек, раскрытый болью
цветок огня, растущий из тебя?

Январь — октябрь 2020,

Каменари — Москва — Зеленоградск — Москва — Каменари.

1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?