Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

Может, мне правда взять отпуск и поехать… куданибудь… На дачу к родителям, к примеру. У меня там своя комната, я всех вокруг знаю… И меня все знают, будут про Ийку спрашивать…

– Ирка, я подумаю.

– Ну, пожалуйста, Сашунь! Не отказывайся! Я позвоню тебе еще сегодня!

Я повесила трубку, походила по квартире. Позвонила родителям, сказала, что сегодня уже не приеду. Потом решительно сняла шторы, сунула их в стиральную машинку, выгребла пар десять старой обуви из ящика в прихожей, и, не раздумывая, отнесла на помойку. Затем вымыла холодильник, пересадила разросшийся цветок в два горшка, перебрала Ийкины книжки, поставила их на полки по смыслу и по авторам, вытерла пыль, вымыла пол.

Опять походила по квартире, с ужасом глядя на привычные пожелтевшие пятна на обоях, пятнадцать лет назад казавшихся мне образцом совершенства… Их непонятный, абстрактный узор так мягко расширял пространство нашей небольшой квартирки… И Ийка, подрастая, все искала в этих линиях спрятанных волшебных героев, зверей, видела то чьито глаза, уши, хвост, крылья, то сломанную корону и потерянную туфельку. Но последнее время она смотрела и видела, наверно, только пятна от старости и разводы от проступившего клея.

Я хотела было оторвать кусок отошедших обоев, но остановилась. Надо же както подготовиться к ремонту, мебель хотя бы отодвинуть и закрыть. А то я обои сейчас оторву, да так все и останется, еще на пятнадцать лет. Сейчас за субботувоскресенье тридцать детишек дружно возьмут и простудятся, и послезавтра с половины девятого утра будут меня ждать – ровно тридцать или тридцать пять, горячих, сопливых… И, набегавшись по этажам, я не буду клеить обои, это уж точно. Даже если сама не заболею, сил у меня хватит только помыть перед сном посуду.

Я подняла выкатившийся из шкафа баллончик белой краски, которым мы когдато красили старые фиолетовые полочки в ванной, хотела его выбросить. Но в немецком баллончике явственно забулькала краска, когда я машинально потрясла его, неся в кухню. Секунду подумав, я раскопала в корзине с инструментами, некомплектными гвоздями и шурупами обрывок наждачной бумаги, зачистила им места, где облезла краска, на дверях в ванную и в кухню и попробовала побрызгать из баллончика. Краска оказалась гораздо светлее, чем двери, посеревшие за годы. Я выбросила баллончик в ведро и решила на сегодня успокоиться.

Включив душ, долгодолго стояла под горячей водой, постепенно добавляя холодной, пока по телу не побежали приятные упругие мурашки. Я старалась не смотреть на отвалившийся кафель и обнажившуюся под ним страшенную темнозеленую картонную стену. Наши дома с маленькими тесными квартирками, узкими коридорчиками и низкими потолками построены всего тридцать пять лет назад. Их, я думаю, не снесут никогда, по крайней мере, при моей жизни. Если Москва будет стоять на месте, и они будут стоять – кряжистые, потемневшие от времени, но крепкие и вместительные – в таком небольшом доме, занимающем от силы восемьсот квадратных метров – восемь соток по дачноогородному – помещаются двести семей, а то и больше… Поэтому в моей ванной комнате желательно кафель отбить и поклеить новый, и поменять старую раковину, слишком большую для крохотного помещения ванной. И чтобы все засияло и заблестело в ванной… И в жизни… Очень желательно.

Я растерлась розовым Ийкиным полотенцем, которым почемуто уже несколько дней вытиралась, и бросила его в стирку. Не надо пользоваться ее вещами, как будто она уже не вернется никогда.

Есть я так и не захотела, но чаю выпила и откусила кусок пряника с начинкой, который так понравился в магазине Владику на обложке коробки. Дома он есть пряник не стал. Я тоже долго пыталась понять, что же это за начинка – вроде нарисована вишня, а начинка плотная, приторносладкая и желтая. С трудом проглотив тугой синтетический комок, я выбросила всю коробку в ведро. Лучше съесть черный хлеб с засохшим медом, чем такой пряничек.

Не раздумывая, я выключила звук городского телефона и приглушила сотовый. Легла спать и крепко, без сновидений и пробуждений, проспала до самого утра.

Зачерпни воду – и луна останется в твоих ладонях.

Дзэнское изречение

Утром, проснувшись, я в первую же секунду поняла – в доме никого, кроме меня, нет. Я никогда не жила одна. Иногда оставалась летом, когда Ийка была на даче, а у меня не хватало сил каждый день ездить на электричке туда и обратно. И очень не любила пустую квартиру и себя в ней.

А потом я вспомнила – вот, он, этот день, и пришел. Первое мая. Для всей страны – долгожданное Первое мая, день, когда и в Москву бесповоротно приходит летняя пора. Пусть даже снег идет, как в прошлом году. И все равно – впереди лето, это знак, это переход к долгожданному, короткому теплу, зелени, огородам, цветам, полям, морям… У кого как. А для меня первое мая – совсем другой день.

День, которого так ждешь в детстве, – я лично ждала его целый год. День, который, как правило, так весело и бурно проводишь в юности. Которого, наверно, так боишься и не любишь в старости. Ведь еще год, еще раз со скоростью тридцать километров в секунду пронесся в пространстве вокруг Солнца слегка приплюснутый у полюсов огромный шар, большая часть поверхности которого занята водой. А на небольшом участке суши умещается столько человеческих душ, беспомощных и сильных, страшных и убогих, заключенных в бренные, несовершенные, постоянно недомогающие тела…

Вот там маленькая несчастная частичка – это Ийка. Сидит сейчас гдето за чужим столом и смотрит, как чужая мама кормит своего ребенка. И сама Ийка чтото грызет под недобрым взглядом мачехи, отпивает чай крохотными глоточками, громко глотая, подругому она не умеет. А вот другая частичка – тоже маленькая, беспокойная, быстро и беспорядочно движущаяся на очень ограниченном отрезке земли, – это я. Еле видная не то что из космоса, а даже и с высоты птичьего полета или семнадцатого этажа.

Я встала. Плакать не хотелось. Думать, кто позвонит сегодня, в мой тридцать восьмой день рождения, – тоже. Тем более думать – кто не позвонит. А я могла бы сама с собой поспорить: Ийка, родная, любимая, до боли, до крика любимая, глупая и беспомощная – не позвонит. Роскошный, улыбчивый Кротов, обладатель двух дипломов о высшем образовании, крепких красивых ног, неотразимой улыбки и пистолета на боку, – не позвонит, хотя бы потому, что не знает, что у меня сегодня день рождения. Кто еще? Из подруг ктото все же должен вспомнить, хотя, похорошему, нормальные люди сами напоминают о своих праздниках друзьям, приглашая их отпраздновать… Хорошо, что есть мама с папой, не у всех в тридцать восьмой день рождения живы родители. Живы, попрежнему вместе, любят тебя, ждут на чай с домашним пирогом, готовят свои немудреные трепетные подарки…

А ночью мне снилось, что мне всего семь лет, и я бегу по лугу, на котором растут дикие малиновые гвоздички, низенькие и очень ароматные. Я чувствую ногами теплую и чуть колючую землю и вижу огромное небо с большими белыми облаками, тоже кудато бегущими. Это наша дача, родительская дача в Суханове, и луг, каким он был тридцать лет назад. Теперь на нем стоят два коттеджа – один побольше, другой поменьше. И прекрасный луг перегорожен высокими глухими заборами.