Покойник с площади Бедфорд - Энн Перри

Веспасия наклонилась вперед, чтобы встать, и Телониус протянул ей руку. Она приняла ее, но не как помощь, а как жест вежливости.

– Боюсь, что мы не очень-то вам помогли, правда? – сказала старая леди Питту. – Мне очень жаль, Томас. Дороги дружбы иногда полны выбоин, и некоторые из них действительно способны доставить сильную боль. Хотела бы я сказать, что уверена в Корнуоллисе – в том, что он не подведет, – но это будет ложью, и вы это знаете. Не могу также сказать, что даже со всей своей честью и мужеством он не пострадает. Но мы нашей борьбы не прекратим и будем использовать все те малые средства, которые есть в нашем распоряжении.

– Это я знаю, – улыбнулся полицейский. – Ведь мы все еще не побеждены.

Тетушка слегка улыбнулась и не стала с этим спорить.

Они вышли из дома Квейда, оставив его стоящим на освещенном пороге, и отправились домой на карете леди Камминг-Гульд по освещенным газовыми фонарями улицам. Ехали они в полном молчании: никому не хотелось говорить.

На следующее утро Питт отправился к Корнуоллису. Он разрывался между верностью личной дружбе и долгом, который заставлял его выяснить все до конца. Понимал это шеф или нет, но Томас не мог не выполнить свой долг, иначе он был бы абсолютно бесполезен им обоим.

Джон опять расхаживал по своему кабинету. Он повернулся и замер, когда Питт вошел, как будто тот застал его за каким-то непристойным занятием. Выглядел помощник комиссара так, будто нормально не ел и не спал уже много дней. Глаза его ввалились, и впервые с момента их знакомства суперинтендант увидел, что его сюртук неправильно застегнут.

– Я получил еще одно письмо, – сказал Джон, словно бросаясь в омут. – Сегодня утром. – Он замолчал, ожидая, когда подчиненный спросит, что было в письме.

Питт похолодел, а в животе у него вдруг оказался ледяной комок. Наконец настал черед требованиям. Он видел это по глазам шефа.

– И чего ему надо? – спросил Томас, стараясь не показать помощнику комиссара, что он все уже знает.

Корнуоллис хрипел, словно у него болело горло и ему было трудно говорить.

– Я должен остановить расследование, – ответил он. – Иначе все происшедшее на борту корабля Ее Величества «Вентура» станет достоянием всех лондонских газет. Конечно, если я хочу, то могу все это отрицать, но всегда найдутся те, кто мне не поверит и поставит мою интерпретацию событий под сомнение. Меня… Меня выгонят из всех клубов, а может быть, даже лишат воинского звания и всех наград. Посмотрите, что сделали с Гордон-Каммингсом! А ведь его проступок был несравнимо безобиднее… – Лицо Джона было пепельного цвета, и только колоссальным усилием воли ему удавалось удерживать руки от дрожи.

– Какое расследование? – спросил суперинтендант, ожидая, что помощник комиссара назовет случай с растратой, который расследовал Шпрингер.

– Да это расследование! – нахмурился Корнуоллис. – Расследование дела о шантаже. Выяснение правды о Слинсби и мертвом теле на Бедфорд-сквер… О том, кто положил труп на ступени Балантайна! Да что же, ради всего святого, этому человеку может быть от нас нужно?! – Его голос становился все громче, и в нем уже слышалась паника.

Казалось, что комната закружилась в ярком солнечном свете, проникавшем через окно. Шум проходившей внизу улицы грохотом отдавался в ушах.

– Но вы не… – произнес Томас, с трудом выдавливая из себя слова.

На впалых щеках отставного капитана появился легкий румянец.

– Нет! Конечно же, нет! – выговорил он с глубоким чувством. Казалось, что все эти эмоции были для него сюрпризом, что он никогда не думал, что будет настолько взволнован происходящим. – Нет, Питт, конечно, я ничего не остановлю.

Казалось, что шеф хотел еще что-то добавить – например, поблагодарить сотрудника за веру в него и за поддержку, – но в последний момент передумал. Видимо, Корнуоллис посчитал, что этими словами слишком открыто признается в своей дружбе и в своей уязвимости. А такие вещи всегда лучше оставлять недоговоренными. Настоящие мужчины между собой о таких вещах не беседуют.

– Все ясно, – сказал суперинтендант, засовывая руки глубоко в карманы. – Но теперь у нас хотя бы есть хоть какая-то отправная точка, есть с чего начать. – Томас понимал, что ему надо сказать что-то очень тривиальное и обычное. И было совсем не важно, что именно он скажет. – Пожалуй, я еще раз встречусь с Каделлом.

– Хорошо, – согласился Корнуоллис. – Конечно. И держите меня в курсе.

– И с Балантайном тоже, наверное, придется встретиться, – добавил Питт, закрывая за собой дверь. – Я обязательно сообщу, если что-то узнаю.

Накануне Томас вернулся домой поздно, но ему очень хотелось поделиться с Шарлоттой результатами своих поисков и теми мыслями, от которых он никак не мог отвлечься; так что они еще долго сидели вдвоем, неспособные избавиться от тревоги и делясь друг с другом своими предположениями. Миссис Питт совсем не возражала против этого разговора, так как он не только касался ее чувств, но и давал ей новую информацию к размышлению. Утром ее беспокойство за судьбу генерала Балантайна было еще сильнее, чем обычно. Все говорило за то, что шантажист избрал его для более изощренной травли по сравнению с другими жертвами. Суперинтендант не стал заострять на этом внимание и уточнять, что если бы генерала арестовали по подозрению в убийстве Джосайи Слинсби, ему не пришлось бы беспокоиться о том, чтобы выполнить волю шантажиста, будь то требование денег или использование своего влияния. Однако Шарлотта прекрасно понимала это и без объяснений мужа. Из этого следовало, что шантажисту не нужно было то, что Балантайн мог ему дать: скорее ему требовалось нейтрализовать генерала, чтобы тот был лишен возможности действовать. А этой цели в равной степени позволяли достичь и публичная дискредитация, и обвинение в уголовном преступлении. Томас ходил вокруг да около этой мысли, стараясь не слишком испугать жену, но данный вывод был неизбежен, как только она узнала все факты.

Стоял прекрасный солнечный день, хотя по сравнению со вчерашним он был прохладнее. Легкий бриз наконец разогнал удушающую жару, и лондонцам не хотелось оставаться внутри здания, если на то не было причин. Шарлотта согласилась встретиться с генералом, как и всегда, в Британском музее, и очень обрадовалась, когда за несколько минут до того, как она вышла из дома, мальчик на велосипеде привез ей записку от Балантайна. В ней старый военный предлагал перенести место встречи в Королевский ботанический сад. Женщина поспешно ответила на это письмо согласием.

И вот, в одиннадцать часов утра, одетая в розовое платье и одну из экстравагантных шляпок тетушки Веспасии, она стояла на солнце около входа в сад и рассматривала прохожих. Это занятие – правда, в небольших количествах – миссис Питт всегда находила очень забавным. Она любила представлять себе, кем могут быть эти люди, в каких домах они живут, почему решили сегодня прийти именно сюда, с кем хотят здесь встретиться…

Мимо нее проходило множество влюбленных пар, открыто держащихся за руки, переговаривающихся шепотом, смеющихся и ни на кого не обращающих внимания. Были и другие, более сдержанные, притворяющиеся, что они просто друзья, которые встретились совершенно случайно, хотя все их секреты были шиты белыми нитками. Затем Шарлотта увидела нескольких хихикающих юных девушек, которые держались тесной стайкой и тайком поглядывали на одиноких молодых людей, хотя и всячески притворялись, что те им совсем неинтересны. Их муслиновые юбки колыхались на легком ветру, волосы блестели, а щеки покрывал румянец.