Девятый круг - Фернандо С. Льобера

Психиатр налил в два бокала воду из хрустального графина и подвинул один из них Беатрис. Она улучила момент и еще раз изучила окружающую обстановку. В кабинете в маленьких и больших рамках была представлена целая коллекция разнообразных патентов, сертификатов и свидетельств, служивших поручительством квалификации дель Кампо и законности его деятельности. Очевидно, доктор пользовался уважением в научной среде. На десятках фотографий в элегантных паспарту он был запечатлен в обществе выдающихся личностей. Хотя Беатрис мало интересовалась хроникой светской жизни, она узнала на снимках известного политика, крупного предпринимателя и нескольких знаменитых спортсменов.

Она положила на стол диктофон и взглянула на психиатра, вопросительно вскинув брови:

— Не возражаете?

Дель Кампо отрицательно качнул головой, открывая ящик. Он выложил на столешницу коробочку с виргинским табаком. На подставке покоились четыре курительных трубки; он выбрал одну, с прямым мундштуком. Полностью игнорируя Беатрис, доктор открыл коробочку, взял щепотку табаку и набил чашечку трубки. Его движения были неторопливы, точны и выверены до последней детали. Беатрис наблюдала, как он достает из жилетного кармана золотую зажигалку «Дюпон» и аккуратно направляет язычок пламени в чашечку. Слегка наклонив голову, он посасывал мундштук с легким причмокиванием, раскуривая трубку. Наконец первое облако приторно-сладкого дыма поплыло и рассеялось по комнате. Беатрис спокойно ждала: в игру «у кого больше выдержки» можно играть вдвоем. Завершив ритуал, психиатр откинулся в кресле и поднял глаза на Беатрис. Она неопределенно повела рукой, намекая на интерьер.

— Очень впечатляет, — сказала она.

— Вы разбираетесь в живописи?

— Нет, — созналась она. — Но о том, что мне нравится, я имею представление.

— Разумный подход, — улыбнулся дель Кампо. Беатрис его улыбка напомнила бездушную зубастую ухмылку акулы. — Я страстный поклонник современной испанской живописи и собиратель, насколько позволяют мои скромные возможности. Чиллида, Карунчо. — Он указал пальцем на полотна. — Наши великие мастера.

Беатрис оглянулась и постаралась запомнить все, что увидела.

— Я бы предпочла начать разговор о Хакобо Росе, — сказала она вслед затем.

Дель Кампо нахмурился:

— Я полагал, вас интересует Хуан Аласена.

— В свое время, — ответила она подчеркнуто холодно.

Дель Кампо помедлил несколько мгновений, выпуская дым с непроницаемым выражением лица, пока между ними не образовалась голубоватая завеса. Затем он выпрямился, взял телефонную трубку и попросил секретаря найти в архиве личное дело Роса. «Бинго!»

Не прошло и минуты, как в кабинет вошла секретарша и передала психиатру кремовую папочку. Дель Кампо прислонил трубку к хрустальной пепельнице, водрузил на кончик носа узенькие очки для чтения, открыл папку и, достав несколько листов, молча приступил к чтению, сопровождая этот процесс энергичными кивками.

— Хакобо Рос — пациент моего отделения, хотя им занимался не я лично, а доктор Хосе де Мигель. У этого человека серьезные проблемы, требующие продолжительного и упорного лечения. Я имею в виду, разумеется. Роса. В данном случае мы работаем в связке с врачами из отделения эндокринологии госпиталя «Рамон-и-Кахаль». Они обратились к нам за консультацией после попытки самоубийства Роса. Поводом послужил крайне унизительный эпизод, как следствие его тучности.

Он прочитал выдержку из личного дела Роса:

— Шизофрения в стадии обострения. Изменение личности. Импотенция. Мания преследования. Классическая картина, но очень тяжелая форма. Я не являюсь его лечащим врачом, — повторил он, — но не выпускаю это дело из поля зрения. Интересный случай.

— Копия истории болезни нам очень помогла бы, — прозрачно намекнула Беатрис.

Врач пронзительно посмотрел на молодую женщину.

— Поймите, это совершенно невозможно.

Он с вызовом положил папку на стол, ровно посредине между ними, как будто подстрекая протянуть руку и схватить. Беатрис показалось, что в его глазах промелькнуло затаенное удовлетворение.

— Рос звонил вам в четверг в десять пятнадцать вечера.

Дель Кампо улыбнулся и согласно наклонил голову.

— Это так. Я чувствую особую ответственность за некоторых наших пациентов. Рос относится к их числу, и ему дано разрешение обращаться ко мне или к доктору Хосе де Мигелю в любое время. Он позвонил, переживая острый приступ душевного смятения, и мне потребовалось некоторое время, чтобы его успокоить. Незначительный рецидив на фоне постоянного улучшения состояния.

— О чем вы говорили?

— Это, младший инспектор, сугубо конфиденциально. — Но через несколько мгновений он будто пересмотрел свою позицию. — Как я уже вам говорил, сеньор Рос болен шизофренией. Его картина мира строится на основе вымышленных представлений, что нуждается в коррекции. Мы кратко поговорили об одном из его страхов, наиболее… навязчивом. Он сказал, что находится за рулем, и я посоветовал ему немедленно возвращаться домой. Вы полагаете. Рос виновен в убийстве? — Не дав времени ответить, он выстрелил вторым вопросом: — Он имеет какое-то отношение к Хуану Аласене?

Беатрис помедлила немного, прежде чем ответить.

— Возможно.

— Сомневаюсь, что Рос может быть серийным убийцей. Это не соответствует его психологическому профилю.

— Не соответствует? — повторила Беатрис. — Неужели? С моей точки зрения, он достаточно не в себе, чтобы профиль убийцы-социопата подошел к нему как по заказу.

Дель Кампо погладил седую бороду, откинувшись на спинку кресла и не сводя с нее взгляда. Непроницаемое выражение его лица нервировало молодую женщину.

— Что вы знаете о безумии, инспектор?

Беатрис растерялась. Опять не позволив ей ответить, психиатр заговорил сам:

— У меня возникло ощущение, что вы недостаточно серьезно относитесь к душевным заболеваниям. Человек может пережить ампутацию, страдать неизлечимой болезнью, например, СПИДом или раком в последней стадии, но во всех описанных случаях он продолжает осознавать свои действия. Он способен отвечать за себя или общаться с другими людьми с переменным успехом. Он обладает этими возможностями потому, что адаптирован к реальности и воспринимает ее точно так же, как и все окружающие. Он не теряет человеческой сущности, свойства, отличающего его от червя или куска мрамора. Он по-прежнему остается личностью, живущей в обществе. Но люди с поврежденным рассудком, душевнобольные, являются изгоями общества. Так исторически сложилось, что подобного рода больных изолировали в особых центрах, о которых общество старается забыть. До недавнего времени посещения психиатрических больниц сводились к минимуму, более того, факт их существования признавался с большим трудом.

Врач взял трубку и снова поднес к чашечке огонек «Дюпона».

— Безумие, как его обычно называют, — продолжал он, — есть некий континуум. Это последовательность состояний, в большинстве случаев с трудом поддающихся определению, иными словами, нет способа вычислить без риска совершить большую ошибку, в какой степени один человек более безумен или здоров, чем другой. Переход в состояние безумия происходит в тот момент, когда человек начинает существовать в искаженной реальности, формируя свою реальность таким образом, чтобы обеспечить себе самый легкий способ выживания или более удобное существование, стараясь исключить фактор изменчивости, неопределенности, присущий повседневной жизни. Это приводит к уходу от истинной реальности, проблемам в общении и отношениях. Нам часто приходится лечить разнообразные формы психоза. Прежде всего мы стараемся прервать бесконечную череду ошибочных истолкований, с помощью которых больной извращает реальность и которые придают новый импульс процессу, в результате чего воображаемый мир представляется в его глазах более правдоподобным, чем реальный.