Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Среди книг этого периода достойны внимания «Выбор» (2005), в которой он призывает США к дипломатическому противостоянию с исламским популизмом и тем, что называет «глобальными Балканами», и «Второй шанс» (2007), в которой он сетует на то, что за пятнадцать лет своего превосходства Америка так и не решила израильско-палестинскую проблему, и снова ставит оценки за миротворческий процесс на Ближнем Востоке Бушу-старшему, Клинтону и Бушу-младшему: «B», «D» и «F» соответственно.

Мне выпала уникальная возможность стать свидетелем того, как Бжезинский размышляет вслух по поводу арабо-израильского конфликта, когда я был редактором изданной в 2008 году книги «Америка и мир: разговоры о будущем американской внешней политики», которая представляла собой сборник статей Бжезинского и Скоукрофта, советника по национальной безопасности при Джеральде Форде и Буше-старшем. Бжезинский особенно подчёркивал необходимость подхода, за который ратовал на протяжении более тридцати лет: «Если мы хотим добиться прогресса сегодня, нам нужно публично объявить хотя бы общие параметры урегулирования, а затем сказать: «Остальное за вами, пока вы будете договариваться»»[290]. Он назвал четыре параметра урегулирования: отсутствие права возвращения для палестинцев, реальное разделение Иерусалима, границы 1967 с взаимными поправками и создание демилитаризованного Палестинского государства[291].

В последующие после публикации книги месяцы и годы я не раз слышал, как Бжезинский буквально десятки раз повторял этот список условий мира. В марте 2010 года Скоукрофт посетил Овальный кабинет, чтобы всё то же самое в личной беседе повторить Обаме, я написал статью в «Вашингтон пост», в которой раскрыл его предложение. Сейчас я сожалею об этом – боюсь, что публичное разглашение частного совета уменьшило шансы на то, что Обама ему последовал бы; из-за моей статьи израильтянам и их сторонникам стало легче критиковать известные аргументы двух «пропалестински» настроенных бывших советников по национальной безопасности.

Возможно, было неизбежностью то, что Бжезинский дал увлечь себя в полемику, сопровождавшую публикацию книги «Израильское лобби и внешняя политика США» Джона Миршаймера и Стивена М. Уолта в 2006 году. В комментарии, опубликованном в рамках дискуссии в журнале «Форин полиси», Бжезинский утверждал, что авторы «оказали услугу обществу, инициировав столь необходимые публичные дебаты о роли «израильского лобби» в формировании внешней политики США». Он отметил, что со времён его пребывания на должности в Белом доме произошёл сдвиг от «относительной беспристрастности (приведшей к заключению Кэмп-Дэвидских соглашений) до увеличивающейся благосклонности в пользу Израиля, вплоть до принятия израильских взглядов на израильско-арабский конфликт»[292].

Было бы удивительно, если бы Бжезинский, с его опытом работы в правительстве и академической деятельности, высказался иначе. Но он завершил свою краткую статью в «Форин полиси» дополнительным выпадом против критиков из американского еврейского сообщества: «Конечно, заглушить такие дебаты было бы в интересах тех, кто добился многого в их отсутствии. Отсюда такая резкая реакция со стороны некоторых на работу Миршаймера и Уолта»[293]. Эта провокация произвела ожидаемый эффект. Алан Дершовиц, активный сторонник Израиля из Гарвардской школы права, призвал президента Обаму публично заявить о своём несогласии с оценкой Бжезинским этой книги.

Что поражает в выражаемых взглядах Бжезинского на арабо-израильский конфликт, так это их постоянство. Несмотря на различные меняющиеся обстоятельства, несмотря на степень присутствия Америки в регионе, он всегда придерживался мнения, что в национальных интересах Америки добиться всеобъемлющего урегулирования на Ближнем Востоке, включая создание независимого Палестинского государства. Если другие меняли свои убеждения, часто по соображениям политической целесообразности, Бжезинский твёрдо стоял на своём – и часто платил за эту цену в виде публичной критики его взглядов.

Я придерживаюсь того мнения, что историки осознают правоту позиции Бжезинского, как и признают, что Америка допустила большую ошибку, не добившись всеобъемлющего урегулирования, какими бы внутренними факторами это ни объяснялось. Пусть политические ходы Бжезинского не всегда бывали лучшими – и иногда он, возможно, проявлял сварливость, которая при иных обстоятельствах заставляет людей вступать в драки в барах, – но его политический анализ и стойкость в защите своих взглядов на арабо-израильский конфликт достойны восхищения.

Збигнев Бжезинский принадлежит к менее чем полудюжине широко признанных американских стратегических мыслителей. Вместе с Генри Киссинджером, Джорджем Шульцем и Брентом Скоукрофтом он, несомненно, входит в число интеллектуальных знаменитостей, и средства массовой информации, как в Соединённых Штатах, так и за рубежом, охотно интересуются его взглядами на внешнюю политику США и глобальные события.

Впрочем, поскольку каждый понимает словосочетание «стратегический мыслитель» по-своему, можно немного перефразировать высказывание Декарта: если люди считают тебя стратегическим мыслителем, то ты существуешь. Следовательно, Збигнев Бжезинский существует.

В каком-то смысле феномен Бжезинского одновременно и предопределён, и, вместе с тем, случаен. Предопределён он, потому что Бжезинский родился в аристократической семье дипломатов, в юности пережил оккупацию своей родной Польши нацистами и сталинской Россией, затем вместе с семьёй переехал в Канаду, откуда попал в самое экстравагантное окружение – в Гарвардский университет. Благодаря своим интеллектуальным способностям и аналитическому дару он вошёл в элиту Соединённых Штатов, положение в которой ему помогали сохранять дисциплинированный ум и рабочая этика. Но статус Бжезинского предопределил и случай: если бы по формальным причинам ему не отказали в британской стипендии, он мог бы оказаться в канадском министерстве иностранных дел или, как гражданин страны Содружества, возможно, даже в министерстве иностранных дел Великобритании. В этих странах с менее открытой по отношению к выходцам из других стран структурой власти он мог бы долго работать на неприметном посту в относительной безвестности, несмотря на все свои таланты.

Но вышло так, что теперь статус Бжезинского неоспорим; он уже включен в книги по истории и останется в них. Это один из выдающихся американцев двадцатого века, закончивший не один, а два выдающихся университета (Гарвардский и Колумбийский), занимавший должности в правительстве (в Совете национальной безопасности при Кеннеди и в Совете планирования Государственного департамента при Линдоне Джонсоне), вернувшийся к академической работе во всемирно известных «мозговых центрах», а потом снова ставший государственным чиновником (в роли советника по национальной безопасности при Джимми Картере), и после этого ещё долго комментировавший внешнюю политику и иногда даже на основании своего опыта дёргавший за политические струны. Сейчас Бжезинскому без малого девяносто лет. То, что человек в таком возрасте остаётся здоровым и в здравом уме, уже говорит о многом. На 95-летнем юбилее Роберта Штрауса-Хупе в филадельфийской «Юнион-Лиге» одна дама спросила юбиляра, бывшего посла и почтенного профессора: «Сэр, какими качествами вы объясняете своё долголетие и свою активную жизнь?» Штраус-Хупе без малейших раздумий ответил: «Дорогая, я обязан своей долгой и, возможно, активной жизни тому факту, что ещё не умер».