Июль 1942 года. Падение Севастополя - Игорь Маношин

20 марта 1942 года в 7.30 до двух батальонов пехоты противника при поддержке 50 танков 22-й танковой дивизии вермахта перешли в контратаку из района Ново-Михайловка в направлении Корпечь. В результате непродолжительного боя до 15 танков с автоматчиками ворвались в этот населенный пункт, а отдельные машины достигли южных скатов высоты 28,2. Около 13.00 противник силою до батальона пехоты при поддержке 60 танков, действуя из района «три кургана» (2 км северо-восточнее Ново-Михайловки), возобновили атаку в общем направлении на Корпечь. В 15.00 противник из района кладбище и «железнодорожная будка» (2 км западнее Кой-Асан) снова контратаковал в общем направлении на высоту 28,2. На этот раз атаку поддерживало до 70 танков. Все немецкие атаки были отбиты огнем нашей артиллерии и атаками частей 39-й и 40-й танковых бригад. Немцы потеряли до 35 танков, из них 17 осталось на поле боя, после осмотра 8 машин оказалось в полной исправности. Таким образом, ни одной из противоборствующих сторон не удалось одержать вверх. В течение конца марта — начала апреля 1942 года на фронте установилось временное затишье.

За 2 месяца пребывания на Крымском фронте Л. З. Мехлису как представителю Ставки не удалось внести необходимый перелом в ходе боевых действий. Тщательную подготовку наступления (выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение, разведку и т. п.) подменяли нажим, голый приказ, репрессии, массовая перетасовка командных и политических кадров.

Неудача с наступлением фронта не на шутку ударила по самолюбию заместителя наркома обороны, представителя Ставки. Л. З. Мехлис не мог не понимать, что его кредит доверия у Сталина не может быть вечным.

Думать об этом Мехлису не хотелось. Он давно привык не рефлексировать, а действовать. Руководствовался армейский комиссар привычной для себя логикой: если при всей его активности случилась неудача, значит, надо работать еще больше, выявлять пустозвонов, лодырей, не умеющих провести отданный приказ в жизнь. А то — и скрытых врагов.

Объектом пристального внимания Л. З. Мехлиса стал руководящий состав фронта, в первую очередь, — его командующий. Пользуясь возможностью прямого доклада Верховному Главнокомандующему, эмиссар Москвы неоднократно пытался убедить его в необходимости сменить генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова.

Из телеграммы Л. З. Мехлиса и П. П. Вечного И. В. Сталину от 9 марта 1942 года:

«…Вследствие того, что и сам командующий Козлов — человек невысокой военной и общей культуры, отягощать себя работой не любит, исходящие от командования документы редакционно неряшливы, расплывчаты, а иногда искажают смысл. Во избежание неприятностей их приходится часто задерживать для исправления…» Вероятно, Л. З. Мехлис пришел к выводу, что комфронта хоть и удобен своей податливостью, но очень уж зауряден. Рядом с ним победы не видать.

29 марта 1942 года в Москву уходит новый доклад:

Товарищу Сталину

«Я долго колебался докладывать Вам о необходимости сменить командующего фронтом Козлова, зная наши трудности в командирах такого масштаба. Сейчас я все же решил поставить перед Ставкой вопрос о необходимости снять Козлова». И далее представитель Ставки ВГК суммирует выводы о нем: тот ленив, неумен, «обожравшийся барин из мужиков». Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска «для него наказание». В войсках фронта неизвестен, авторитетом не пользуется. К тому же «опасно лжив».

Рисуя в негативном свете командующего фронтом, Л. З. Мехлис в то же время не удержался от комплимента самому себе: «Если фронтовая машина работает в конечном итоге сколько-нибудь удовлетворительно, то это объясняется тем, что фронт имеет сильный военный совет, нового начштаба (документ послан после снятия генерал-майора Ф. И. Толбухина. — Прим. авт.), да и я не являюсь здесь американским наблюдателем, а в соответствии с Вашими указаниями вмешиваюсь в дела. Мне кажется, что дальше оставлять такое положение не следует, и Козлова надо снять».

Любопытно, что в этот же день Сталину о необходимости снятия Козлова (чуть ли не под копирку) доложили Шаманин, Булатов, Колесов — члены военного совета Крымского фронта. «Оппозиция» командующему приобретала, явно не без инициативы Мехлиса, скоординированный характер.

Последующий трагический исход Крымской оборонительной операции, в котором во многом повинен командующий фронтом, казалось бы, делает честь прозорливости представителя Ставки. Но ведь не сбросить со счетов и то обстоятельство, что многие ошибки и просчеты Козлова — следствие жесткого пресса со стороны Мехлиса. Так что, еще вопрос, кого из них следовало для пользы дела отзывать.

Однако Сталин полагал, что Козлов сумеет справиться с делом, и на предложение Мехлиса заменить командующего генералами Н. К. Клыковым или К. К. Рокоссовским согласием не ответил.

Тогда Л. З. Мехлис «взялся» за начальника штаба генерал-майора Ф. И. Толбухина. Он послал в Ставку шифровку с предложением снять последнего с должности. Здесь армейский комиссар достиг большего.

10 марта у Мехлиса состоялся разговор по «Бодо» с A. M. Василевским:

«У аппарата ВАСИЛЕВСКИЙ…

Докладываю следующее: по вашей шифровке о тов. Толбухине тов. Сталин принял решение освободить его от обязанностей начальника штаба фронта и временно до назначения нового начальника штаба исполнение обязанностей НШ фронта возложить на генерала Вечного. Военный совет фронта поставил вопрос об оставлении тов. Толбухина во фронте на должности помощника командующего фронтом по укомплектованию и формированию или же на должности заместителя командующего 47-й армии. Тов. Сталин и к тому и другому предложению отнесся отрицательно…

У аппарата армейский комиссар 1-го ранга МЕХЛИС:

Я считаю, что Толбухина не следует здесь оставлять и целиком согласен с мнением товарища Сталина…».

Начальником штаба фронта в конце концов стал генерал-майор П. П. Вечный.

По инициативе Л. З. Мехлиса полностью сменился и состав военных советов Крымского фронта и всех трех входивших в него армий. Постановлением ГКО членами военного совета фронта в дополнение к Ф. А. Шаманину были назначены секретарь Крымского обкома ВКП(б) B. C. Булатов и полковой комиссар Я. С. Колесов.

Сомнительная с точки зрения конечного результата перетасовка кадров коснулась и командующих армиями. Ее избежал лишь командующий 51-й армией генерал-лейтенант В. Н. Львов, несомненные достоинства которого не мог не оценить даже весьма подозрительно настроенный Мехлис. Он упомянул Львова в телеграмме Сталину в числе тех лиц, которые могли бы сменить Д.Т Козлова.

А вот на командующего 47-й армией генерал-майора К. Ф. Баронова пало особое подозрение. К его «разработке» представитель Ставки ВГК подключил особый отдел НКВД фронта, откуда вскоре получил специальное сообщение: БАРОНОВ, 1890 года, служил в царской армии, член ВКП(б) с 1918 года, утерял партбилет. В 1934 году «за белогвардейские замашки» исключен из партии при чистке, потом восстановлен.

Родственники тоже «замазаны»: брат Михаил — участник Кронштадтского мятежа, «врангелевец», живет в Париже. Другой брат — Сергей в 1937 году осужден за участие в «контрреволюционной организации». Жена — «дочь егеря царской охоты». Сам Баронов изобличался в связях с лицами, «подозрительными по шпионажу». Сильно пьет. Штабом почти не руководит. Часто уезжает в части и связи со штабом не держит.